Если мы продолжим мыслить в этом направлении, то из того, что уже было сказано, становится ясным, что не все войны имеют одинаковые возможности. Рассмотрим аналогии (которые не являются просто абстракциями, а реально проявляются, будучи невидимыми большинству людей) между характером коллектива, доминирующего в различные периоды цивилизации, и элементом человеческого организма, соответствующим этому характеру. Если в эпохи торговцев и рабов преобладают силы, соответствующие энергиям, определяющим субличностную, физическую, инстинктивную, «теллурическую», органически–жизненную часть человека, то в эпохи воинов и духовных лидеров находят выражение силы, представляющие соответственно то, что в человеке суть характер и волевая личность, и то, что в нём есть духовная личность — личность, реализованная в соответствии со своим сверхъестественным предначертанием. Очевидно, что на войне под воздействием всех трансцендентных факторов большинство не может не перенести опыт пробуждения, более или менее соответствующий набору преобладающих причин, приведших к началу войны. На личностном уровне героический опыт имеет несколько различных результатов: говоря точнее, таких основных результатов три.
Эти три результата в общем соответствуют трём возможным типам отношений, в которых воинская каста и её принципы могут находиться по отношению к другим, уже рассмотренным выше проявлениям. При нормальном положении вещей они подчиняются духовным принципам, и тогда рождается героизм, ведущий к сверх–жизни, сверх–личности. Далее, воинский принцип может создать собственные формы, отказавшись признавать какое-либо превосходство над собой, и тогда переживание героического опыта приобретает качества «трагичности»: дерзость, стальной характер, но вместе с тем и отсутствие света. Личность остаётся и усиливается, но вместе с ней усиливаются и пределы, обусловленные её естественной, обыденно–человеческой сущностью. Тем не менее, такой тип «героя» демонстрирует определённое величие, и, само собой, для типов, иерархически более низких по отношению к воинам, т. е. типов буржуазии и рабов, такая война и такой героизм означают преодоление, подъём, свершение. Третий случай представляет выродившийся воинский принцип, перешедший в услужение иерархически более низких элементов (низших каст). В таком случае героический опыт почти неизбежно связан с взыванием к силам, представляющим инстинкты, субличностное, коллективное и иррациональное, и их последующим прорывом; и в общем случае происходит упадок и регресс личности индивида, который может теперь жить лишь в пассивной манере, ведомый или необходимостью, или же силой внушенных мифов и всплесками страстей. К примеру, пресловутые романы Ремарка отражают возможности лишь такого героизма: они повествуют о характерном типе людей, ведомых на войну ложным идеализмом, осознающих впоследствии, что реальность есть нечто совершенно иное — такие люди не находят точки опоры, но не дезертируют, а проходят сквозь тяжелейшие испытания, ведомые лишь стихийными силами, импульсами, инстинктами и реакциями, в которых остаётся немного человеческого, и для которых нет ни единого момента просветления.
В приготовлениях к войне, которые должны быть не только материальной, но и духовной, необходимо охватить всё это ясным и неотрывным взором, чтобы иметь возможность направить души и силы к высшему решению — единственно соответствующему идеалам, из которых фашизм черпает своё вдохновение.
Фашизм представляется нам революцией воссоздания в том, что он утверждает аристократическую и духовную концепцию нации, противостоящую как социалистическому и интернационалистскому коллективизму, так и демократическому и демагогическому пониманию нации. К тому же, презрение фашизма к экономическому мифу и практический подъём нации до уровня «нации воинов» знаменует собой первую ступень этого воссоздания — новое подчинение ценностей каст «торговцев» и «рабов» ценностям непосредственно вышестоящей касты. Следующим шагом должно стать духовное переосмысление самого воинского начала. Отправной точкой здесь должно послужить намерение развить героический опыт в смысле высшего из трёх возможных вышеприведённых вариантов. Но чтобы понять, что же такое эта высшая духовная возможность, должным образом реализованная величайшими цивилизациями, предшествовавшими нам, и которая, по правде говоря, демонстрирует нам непреходящую и универсальную сторону этих цивилизаций, недостаточно пытливой эрудированности. Дальнейшее изложение будет посвящено этой теме, где мы сконцентрируемся на традициях, свойственных античному и средневековому Риму.