— Юрик, — услышал я вдруг испуганный голос Алены, (я и не знал, что она тоже не спала).
— Что случилось?
— Мне кажется… Кажется кто-то перелез через забор к нам во двор.
Я глянул в окно. Там ничего не было видно, кроме странно пляшущих по стеклу теней и одинокого фонаря. Потом посмотрел на Алену. Ее лицо было напряжено, губы беззвучно шевелились. В широко раскрытых глазах застыл страх.
— Успокойся… Тебе дать валерианки? — нарочно громко произнес я. Громкий голос обычно помогает рассеивать ночные страхи, но тут вышел сбой — громкость моя оказалась испуганной, как и Аленин шепот.
Я не видел ничего и ничего не знал, но все равно был охвачен какой-то тревогой, как очень давно в детстве, когда меня бросали одного в темной комнате. Усиленно подавляя свой страх, я заставил себя подойти к окну. Пляшущие тени и впрямь создавали иллюзию, что кто-то перелезает через забор в палисадник, но никак не может перелезть. Увидел я и «источник» этих теней — их отбрасывали ветки дальнего тополя, перекрывавшие фонарный свет. Я открыл было рот, чтобы успокоить Алену, но тут я заметил… не знаю, что это было: какая-то белая тень, облачко с человеческими очертаниями пересекло улицу и завернуло за угол дома с противоположной стороны. Я был готов поклясться, что видел сквозь него соседние заборы. И вместе с тем это было похоже на человека… потом я услышал глухой стук и вздрогнул, прежде чем понял, что стучит у меня в висках.
— Юрик, что там? — Алена дернулась и глаза ее раскрылись еще шире.
— Ничего… Это тени, просто тени от тополя. Завтра утром я тебе покажу.
Возвращаясь к кровати я старался, чтобы Алена не заметила моих рук. Впервые в жизни они дрожали…
Бессонная ночь сделала свое дело: наутро вид у нас был, как говорится, бледный, вдобавок у меня болела голова.
— А вы ночью не спали. — Вместо «с добрым утром» выпалила Наташка, возникая над соседним забором. — Зря!
— Жутковато тут у вас… — шевельнула бровью Алена.
— Да ну! Главное, ничего не бойтесь. Ничего с вами не случится.
— Наташенька, милая! — взмолился я, — если ты что-то знаешь, объясни нам! Что же тут творится по ночам?
— По ночам у нас все спят и вообще ничего не происходит. Как всюду. — Уверенно заявила она. Вот и весь сказ.
Был еще один не понравившийся мне эпизод. В правлении у стены валялся ватманский лист с отпечатками каблука.
— А это у вас тут что? — поднял я его с пола. Это была карта реки Соти, вся испещренная красными точками.
— Статистика несчастных случаев, — ответил Петр Семенович, — только можете ее сразу выбросить.
— Ничего себе… — Для указанных двух лет количество утопленников было великоватым даже для крупного курорта. — Что ж это за речка у вас такая?
— Речка как речка.
— Дно, что ли нехорошее? Или подводные течения?
— И дно нехорошее, и течения тоже, только все это не важно.
— Как же неважно? — я специально поддразнивал его в надежде, что он проговорится.
— А так. Купайтесь себе на здоровье, а на карту эту плюньте.
— У вас что, подозрение, что этих людей кто-то… скажем, помог утонуть?
Лицо Петра Семеновича приняло страдальческое выражение.
— Я вам сказал, плавайте, как хотите, и об этом не думайте!
— Но все же? — настаивал я.
— Если хотите, то можете считать, что так. Помогли.
— Петр Семенович, пожалуйста, скажите честно, что здесь происходит?
— Да ничего, — на Петра Семеновича было жалко смотреть, — сказано: не бойтесь!
Я посмотрел на его ссутулившиеся плечи, на глаза, которые он старательно уводил из-под моего взгляда, и отстал.
Дома меня ждал сюрприз: на столе горкой высились грузди, мои любимые грибы. Алена с Наташкой сидели за столом и соскребали случайные хвоинки. Густой грибной дух стоял в комнате, смешиваясь с запахом жареной в подсолнечном масле картошки. Я как раз слышал идущее от плиты звонкое, взрывное бульканье кипящего масла. Было это настолько приятно и созвучно моему простому пониманию уюта, что я чмокнул Алену в щеку. Увидев это Наташка расхохоталась и подняла вверх большой палец — «класс!», а потом подмигнула, встала, отложила перепачканный ножик и объявила:
— Ну, я пошла. Встретимся у речки, как договорились!
— Наташенька, а картошка? — задала самый естественный в своем стиле вопрос Алена.
— Да ну ее… У меня диета! — и выбежала из комнаты. Алена посмотрела ей вслед, и в свою очередь рассмеялась:
— А ведь это намек! Юрик, поцелуй меня еще раз, нам «очистили место»!
Я с радостью послушался…
Место для купания Наташка выбрала то самое, на изображении которого стояло больше всего красных точек — пять или шесть. Даже с берега было видно, как крутит воду невидимое быстрое течение.
Наташкины вещи валялись на узкой полосе песка, сама же Наташка весело махала нам рукой с другого берега.
— Плывите сюда! Нет, постойте, я сейчас… — она прыгнула в воду и широкими саженками поплыла против течения. В этом было что-то красивое и вместе с тем вселяющее щемящую тревогу за нее: маленькое, хрупкое тельце против холодной и хитрой реки… Если бы она поплыла прямо, ее снесло бы течением метров на пятнадцать ниже, так же она встала в воде прямо перед нами. Вошли в речку и мы, но купаться не решились — вода была слишком холодна. Наташке же видно, холод был нипочем, она явно получала удовольствие. Но наконец и она опустилась рядом с нами на песок и мечтательно уставилась в небо. Меня же по-прежнему грызла одна и та же мысль, и я предпринял очередную попытку докопаться до сути.
— Почему у вас здесь так пустынно? — показал я рукой вдоль песчаного пляжа.
— Не знаю. Боятся почему-то…
— Кого?
— Себя в первую очередь… — она принялась накручивать на палец прядку волос — а так — не знаю…
— Зато я знаю. По ночам здесь гуляют жуткие вампиры, — фантазировал я, вызывая ее на откровенность. — И всех кушают. Ты любишь фильмы ужасов?
— Фильмы ужасов? — наморщила узкий лобик она, — не знаю. Тогда их у нас не было.
Помнится, это «тогда» меня слегка покоробило, но как-то между прочим. А пока Наташка смотрела на меня — большеротая, некрасивая, и был в ней такой душевный свет, трогательный, Как первый утренний лучик, что даже если бы и впрямь разгуливали кругом вурдалаки и прочая нечисть, рядом с Наташкой все равно я чувствовал бы себя спокойно. Зло не любит света…
Вторая наша ночь началась тихо. Даже тени деревьев не изображали лезущего в окно злоумышленника, а просто неподвижно висели на стекле. Но сон ко мне не шел, я испытывал легкий страх и… любопытство. Ведь не всюду же околачиваются такие белые тени. Когда Алена наконец уснула, я подошел к окну и стал ждать. Я верил, что увижу это явление снова, и не ошибся. Расплывчатая фигура вышла из-за угла Октябрьской, повертела безглазой головой и вдруг пошла прямо на меня. Я отшатнулся, казалось, что мне на голову и на спину кто-то плеснул кипятка, однако я не сбежал, а только немного отступил. Я просто не мог не узнать: что же будет дальше. Если это окажется опасным, все равно лучше встретить его лицом к лицу…
Белая фигура подошла к нашему забору, заглянула в окно (что-то темное на месте глаз у нее все же было) и скользнула дальше, к соседнему дому. К Наташке? Я бросился к двери. Мне невыносимо было думать, что с Наташкой что-то может произойти. Об опасности — если она была — я не думал.
На улице было темно и никакого движения нигде я не заметил, не шелохнулся даже ни один листочек. С замирающим сердцем я добежал до Наташкиной двери и стучал, пока мне не отозвался ее голос:
— Юра? Иди домой, у меня все в порядке. Я спать хочу, спокойной ночи…
— Наташа…
— Спокойной ночи! — немного капризно потребовала она, и я был вынужден уйти. Что ж, может она не врала, а это я — псих…
На следующий день я собрался с Наташкой поговорить по душам и выяснить, что же за ночных гуляк я видел. Если они существовали, она не могла этого не знать. Но вместо этого разговора вышел у нас совсем другое. Во время обеда мы с Аленой разговорились о политике — все же август еще не закончился и тема ГКЧП была свежа. Когда пришла Наташка, мы еще обсуждали недавние события. И вот тут Наташка меня удивила и даже напугала. Не помню уже после какой реплики, она вдруг вскочила и едва не закричала: