Гордон с досадой плюнул и вынул из кармана платок, брызнул на него из маленького пузырька и торопливо, с облегченным вздохом прижал платок к липу.
— Вы, Евгений, заплевали меня, когда кричали.
В это время комната начала медленно изменяться — все перегородки, стены, кресла и стол опустились вниз и я увидел перед собой круглый зал, вдоль которого за пультами сидели центавры и с улыбками глядели в нашу сторону. Над их головами на экране я заметил шахту и лифт, спросил Гордона:
— Что вы сделаете с ними?
Я имел ввиду тех, кто находился в кабине подъемника.
— Когда лифт дойдет до конца шахты — он будет отстрелен.
— Но ведь там и центавры?
Гордон пожал плечами и направился к выходу.
— Я знаю об этом.
Он небрежно указал кистью руки на пульты управления.
— Корабль готовится к старту. Вы, Евгений, с вашей дамой будете доставлены на одну из планет Солнечной системы, где из вас возьмут всю информацию, которую содержит ваше тело и мозг.
Гордон остановился против меня и, мягко улыбаясь, вежливым голосом сказал:
— Я знаю — вы боитесь боли — поэтому мне приятно успокоить вас тем, что это не больно.
Он протянул руку и со словом «прощайте» — хотел потрепать меня по щеке, но я вцепился зубами в его пальцы и прокусил их до Кости. Гордон вскрикнул и отпрыгнул назад.
— Гадкий мальчишка!
Центавр перевязал руку платком и, прижимая ее к животу, удивленно посмотрел на меня.
— Однако, мальчик, так-то вы цените мою заботу о вас и особое расположение к вам, но теперь, когда вы так несчастливо нарушили некие дружеские отношения между нами — я вынужден буду сказать вам правду: вас будут пытать и это будет страшно больно и долго.
В эту минуту я ни на что не надеялся, да и не было силы, которая могла бы спасти меня и Орнеллу и тех несчастных девушек в кабине лифта.
Но тогда каким образом осталась жива та — двадцатипятилетняя Орнелла — неужели был какой-то выход, что остался незамеченным мной. И вдруг в моей душе все похолодело: я вспомнил слова Люси о том, что Гордон делал предложения Орнелле. Но если бы он отправил ее на смерть в этом мире, то разве осмелился потом, хотя и миллиарды лет спустя — делать ей настойчивые предложения?
Теперь, когда я подумал об этом, мне сразу стало понятно грозное предупреждение Циркона о неминуемой смерти в замке и то странное поведение Орнеллы в последние минуты на площадке у ворот, которое сейчас говорило мне о том, что ей было стыдно передо мной, несмотря на черствость души.
В эту минуту мне было тяжело от сознания того, что мной распоряжались как игрушкой — я едва не расплакался от досады на свое легкомыслие и, видя краем глаза Орнеллу, которая смотрела на меня, отвернулся от нее и опустил голову.
Гордон неторопливо подошел ко мне и демонстративно медленно начал поднимать руку вверх — центавры, которые стояли по обе стороны от меня, дернули мою голову за волосы назад и я увидел впереди на противоположной стороне зала под самым потолком маленький балкончик с закрытой дверью.
Вдруг она с металлическим лязгом распахнулась и на площадку выскочил бородач, которого я видел в музее. В руках у него был пулемет. Мужик бросил его стволом на балконное ограждение и, умело прижав к щеке приклад, выпустил длинную очередь.
Гордон вздрогнул с занесенной над моим лицом рукой, обернулся на выстрелы, что-то крикнул яростно и бросился вон.
Пули со свистом прошили воздух вокруг меня и я почувствовал, что мои руки уже никто не держит. Тогда я помчался к лежащему на полу центавру, припал к нему спиной, вырвал у него из ножен клинок и, стоя на коленях, осторожно перерезал путы, что стягивали мои локти.
Вокруг меня ползали, бегали и прятались за пульты управления и кресла центавры — я перехватил одного из них и швырнул на стол, над которым на экране медленно опускался вниз корабельный лифт. Приказал поднять его наверх. Лифт на короткое мгновение остановился, а потом все быстрей и быстрей начал подниматься вверх.
В это время пулемет смолк.
Последние центавры стремительно убегали в коридор, а на полу неподвижно лежали несколько человек.
Я крикнул бородачу, чтобы он бросил пулемет вниз, и когда оружие тяжело звякнуло рядом со мной — я подхватил его и, не обращая внимания на Орнеллу, выскочил в дверь, увидел группу центавров, которые бежали прочь по коридору, дал короткую очередь над их головами.
Ко мне подскочила Орнелла, я разрезал ножом путы на ее руках и посмотрел на блеснувшее лезвие клинка, оно было голубым с четким рисунком вдоль лезвия: змея в стремительном броске с разъятой пастью.
Я передал нож Орнелле и хотел шагнуть за поворот коридора, где раздавались крики команд и топот ног, но девушка задержала меня — порывисто схватила мою руку.
— Почему ты глядел на меня плохо — что я такого сделала?!
Но едва я — чувствуя вину перед ней — обнял ее, как она сердито отстранилась.
— Не прикасайся ко мне.
Тогда я, понимая, что сделал в этом мире все, что мог и должен вернуться назад в далекое будущее, где за воротами замка ожидает моего появления Орнелла, спросил юную девчонку, ответ которой значил для меня очень много:
— Орнелла, ты любишь меня?
— Нет.
— Но ведь ты сама говорила… — начал было я, но девушка возмущенно топнула ногой.
— Землянин, с чего ты взял — я не могла сказать такое!
— О, Господи, — пробормотал я, и скороговоркой ответил, что мне нужно вернуться в будущее, однако я не решился предупредить Орнеллу о том, что однажды ее убьют, да и как это скажешь пятнадцатилетней девушке, которая презирает смерть и ничего не боится.
Между тем у моей прелестницы изменилось выражение лица — оно стало удивленным и растерянным. Орнелла положила руки на мои плечи и едва слышно сказала:
— Не уходи.
Эта нежная фраза так сильно тронула мою душу, что я готов был забыть все на свете, но, мысленно увидев двадцатипятилетнюю Орнеллу, торопливо заговорил:
— Мы с тобой встретимся через десять лет…
— Десять лет… — прошептала она растерянно, — почему так долго?
Я опустил глаза вниз — у меня не хватило духа признаться Орнелле в том, что наша встреча произойдет спустя вечность, и только смог невнятно пробормотать:
— Ты станешь такой холодной.
— Хорошо, — твердо сказала она, — я пойду с тобой, чтобы не быть через десять лет холодной.
— Но это невозможно. Я прибыл из будущего, посланный тобой, чтобы спасти тебя, а если мы сейчас вдвоем вернемся в тот мир, где меня ожидаешь ты — двадцатипятилетняя — то та Орнелла немедленно погибнет.
— А какое мне дело до меня двадцатипятилетней?
Я был растерян и не знал что предпринять. Я вдруг понял, что безумно люблю Орнеллу, которая ожидает моего возвращения у ворот замка, и хочу как можно быстрее вернуться к ней. На это Орнелла крепка сжала мой локоть двумя руками и даже — какая дерзость! — повелительно посмотрела в мои глаза.
Рядом с громким щелчком распахнулся лифт и в коридоре появились центаврийки, снова затрещали выстрелы, но все заглушила пронзительная сирена, после которой металлический голос объявил трехминутную готовность перед стартом.