— Того самого. Выслеживает жилу лучше любого инженера.
— Образцы у вас есть?
Пыжась от гордости, пришелец выложил на ладонь отливающий металлом кусок руды. В ответ Рамос только презрительно фыркнул.
— Если хотите видеть настоящую руду…
И он, открыв ящик, вытащил какой-то камень и показал, самодовольно улыбаясь.
— Вот это стоящее дело. Чистый касситерит…
— Где его нашли?
— Ха-ха!.. Так я вам и сказал! Этот секрет миллионы стоит…
Немного позже в магазине появился заморыш Удаэта, выходец из Потоси. Раньше у него водились деньги, но он их потерял, когда ушла найденная им жила. На ее поиски он тратил все, что зарабатывал как писец в конторе рудника.
Омонте почуял исходящий от него винный запах.
— У меня теперь работают два пеона в шахте. Прошли уже пятнадцать вар. Еще десять, и я перережу жилу.
— Что ж, бог в помощь, — иронически откликнулся Рамос.
Удаэта продолжал, обращаясь к Омонте:
— Но лучше бы перерезать ее повыше. Слушай, что ты тут даром киснешь за прилавком. Вытяни ссуду из старика.
— Из старика?
— Ага, из Боттгера. Мы с тобой войдем в компанию. Он, если захочет, тоже станет компаньоном. И через год… клянусь тебе, поедем в Европу.
— Сеньор Боттгер слышать больше не хочет о рудниках.
— А если увидит вот это?..
Удаэта расстегнул рваное пальто и вытащил из кармана куртки образец.
— По крайней мере, две тысячи марок[23]. Олово там тоже есть.
— Но олово ничего не стоит, — заметил Омонте. — Отбросы.
— Кое-что все-таки стоит. Тут платят десять песо за кинтал. В Антофагасте — фунт стерлингов. Хотел бы я, чтобы Боттгер посмотрел этот рудник. Замечательный рудник! Найти жилу — и через год миллион в кармане.
Рамос грубо перебил его:
— Эй, заморыш, лучше бы подумал о жене и детях. Своими сказками их не накормишь.
— Это ты сказки рассказываешь… Не твое дело, сукин сын…
— Что? Сукин сын?..
Омонте вмешался и положил конец ссоре. Удаэта медленно вышел из магазина, и тогда Рамос рассказал, что жена и дети Удаэты голодают. Жена печет пирожки и тайком посылает служанку продавать их на улицах и на железнодорожной станции. А муж утешает ее, суля в недалеком будущем миллионы. Все надеются разбогатеть за один день и в этой надежде всю жизнь остаются нищими.
Когда французский инженер Гувен прибыл в Боливию, о нем шла слава, что на парижской всемирной выставке в 1889 году он получил премию за какое-то изобретение. Теперь это был старик с неопрятной седой бородой, в рваной одежде. Он, как индеец, жевал листья коки, нюхал табак, шатался по кабакам, напиваясь за счет друзей и незнакомых, но все время твердил одно и то же:
— Недаром мой рудник называется «Сюрприз». Для начала нужно одно — тысяча боливиано, и через месяц… готово!
Искатели руды ловили удачу, пуская в ход фантазию и сомнительные воспоминания, предлагая участие в баснословных барышах, но неизменно под ссуду деньгами или товарами.
Удача с рудником «Гальофа» была одним из тех невероятных случаев, что снова и снова возрождали надежду на богатство в душах нищих горнопромышленников.
Вдова Рендон торговала в жалкой лавчонке хлебом и кокой, а по утрам продавала индейцам маисовую кашу. После смерти мужа ей достались акции компании, которую он основал с какими-то югославами для эксплуатации «Гальофы». И вдруг в руднике открылась мощная жила. Вдова сразу разбогатела. Она купила двухэтажный дом. В день своего рождения убрала фасад нового жилища яркими полотнищами с серебряными украшениями и устроила роскошный прием. Вечером она вышла на балкон и, наполнив целый таз серебряными монетами, высыпала их на улицу в толпу индейцев и чоло.
— И мне монетку! И мне! — орали мальчишки, ползая по земле.
И, подняв толстые, унизанные браслетами руки, вдова вылила на толпу еще один серебряный поток.
Изо дня в день слушал Омонте и в магазине, и на продуваемых ветром улицах, и в кабачках, и в харчевнях рассказы честолюбцев и мечтателей о будущих миллионах, — ведь для этого нужен лишь ничтожный первоначальный капитал, а затем он, как по волшебству, умножится в недрах земли. К поискам этого капитала они стремились привлечь всех.
Живущие в Оруро адвокаты, сидя в своих выстуженных конторах, среди холодных, как лед, бумаг, направляли и воодушевляли все эти маневры.
Доктор Сенобио Лоса, черный высохший человечек с провалившимся беззубым ртом, писал просьбы о предоставлении отвода, давал советы, а порой, опьяненный всеобщим безумием, вступал в компанию с просителями, вел дела даром, составлял фантастические нотариальные акты, в которые вносил пункты о ликвидном имуществе, свободных акциях и тому подобном. В этих актах фигурировали как компаньоны владелец ничтожного капитала, работающий в руднике горнопромышленник и сам адвокат.
А там, в горных далях, бродил искатель руды. Он уже получил отвод и вошел в компанию. Затерянный в горах, в диком безлюдном краю, сидит он, скорчившись рядом с проводником-индейцем под нависшей скалой и, стуча зубами от холода, пережидает ливень, чтобы снова продолжить путь к сокровищам недоступной богини.
Искатели руды — это особая порода одиноких особен, разбросанных по огромной зоне Оруро, Порко, Чаяиты, Уануни и Липеса. Они блуждают пр горам боливийского края, словно колония расчлененных атомов, между которыми все же существует какая-то таинственная связь, порожденная стремлением к одной и тон же цели. Десятки лиг отделяют одну деревушку от другой, один рудник от другого. Бесплодная земля простирается вокруг, словно вечная пустыня, изъеденная неведомыми насекомыми.
Повсюду, где давние легенды или реальные приметы сулят присутствие металла, бродят одержимые, полубезумные люди, карабкаясь по горным кручам, а кругом, кроме них самих, нет ни признака жизни.
Однажды дождливым вечером сеньор Боттгер вызвал Омонте в контору и отослал его с каким-то поручением. Когда Омонте вернулся, он застал на месте только Рамоса; тот беседовал с двумя незнакомцами в шерстяных пончо и рваных сапогах, из которых торчали наружу голые пальцы. Сквозь шум дождя, барабанившего по железной крыше, Омонте только и слышал: «Опорто… Саенс… Льяльягуа…»
— Приходите на следующей неделе, я поговорю с сеньором Боттгером, — сказал Рамос, прощаясь с таинственными посетителями.
Когда они ушли, Рамос пригладил усы, пристально взглянул на Омонте и тихо сказал:
— Так я и говорил. Именно там. Поди-ка сюда.
Он открыл ящик и вытащил образец руды.
— Помнишь эту штуку? Говорил я тогда, что эта тайна стоит миллионы?
— Да…
— Так вот, эта руда найдена там, откуда пришли эти типы. Между владениями Саенсов и Опорто, в Льяльягуа. А теперь… Вот что… Хочешь войти в компанию? Я мог бы сговориться с каким-нибудь миллионером, но он, пожалуй, сожрет меня.
Омонте в сомнении потер руки, но возбуждение Рамоса придало ему решимости:
— Ноу меня ведь нет денег…
— Попроси аванс у Боттгера, только не говори для чего. Я уже подал заявку. Надо оплатить патент и приступить к изысканиям. И уже через год… через год… я…
Ему не хватило слов для определения своего будущего величия.
Омонте получил в долг у Боттгера нужную сумму и стал компаньоном Непомусено Рамоса при разработке участка «Монтекристо» площадью в сто гектаров, расположенного в рудном районе Чанянта над горами Льяльягуа. Рамос отправился на рудник. Омонте остался на складе Боттгера.
Все главные серебряные рудники закрывались. Началась погоня за другими металлами. Шел слух, что где-то далеко на северо-западе бразильцы воюют с боливийцами за каучук. Омонте так и не двинулся из Оруро, пока два человека — испанец дон Хосе Сентено, клиент их торгового дома, и индеец Северино Уачипондо, погонщик лам, возивший грузы в Чайянту, — один своим красноречием, а другой мягкой настойчивостью, — не соблазнили его ступить на таинственную тропу, ведущую в сказочное царство скрытой в горах богини. Недаром звучал ее зов в порывах ветра, бичующего Оруро колкой металлической пылью.