С тех пор Сентено занялся торговлей, законной и незаконной, в районе рудников.
— Дела идут час от часу хуже, — жаловался он Омонте. — Контрабандой серебра нечего и заниматься. Раньше это было прибыльное дело. За фунт коки рудокоп давал десять унций серебра. Но теперь рудное управление с них глаз не спускает. В Пулакайо у меня хотели отобрать серебряный самородок, заявив, что я украл его! А я, видит бог, купил его у рудокопа! Теперь я предпочитаю покупать у пеонов товары, которые они воруют в лавке, и перепродавать их, а взамен привозить спирт и агуардьенте[25]. Надо как-то жить. У меня, знаете ли, жена и племянница жены, а она нам все равно что дочь.
Тут подошли заморыш Удаэта и доктор Сенобио Лоса. В баре было холодно.
— Чаю с агуардьенте. Погорячее!
— Мне тоже.
— А мне чистого агуардьенте…
— Возвращаетесь в Пулакайо, дон Хосе?
— Нет, дружище, нет. Там теперь все вымирает, как в Потоси.
— Один английский инженер написал статью, говорит, надо разрушить всю гору Потоси, потому что ее основание состоит из чистого серебра.
— Скажите, какая новость! — усмехнулся Сентено. — Но сейчас руда есть только в Уанчаке, это точно. Я обошел всю Боливию и знаю рудники как свои пять пальцев. Колкечака исчерпана. А Уанчака — это второе месторождение в мире. По добыче его превосходит только Брукен-Хилл, в Австралии.
— Его открыл Аргандонья, да? — спросил доктор Лоса.
— Нет, дон Анисето Арсе, — ответил Удаэта.
— Стоп, стоп, — прервал его Сентено. — Открытие этого месторождения теряется во тьме времен. Вы, должно быть, слышали, что индейцы давно знали о залежах металлов, которые испанцы потом «открыли» второй раз. Об Уаичаке известно, что в XVIII веке там началась выработка жилы «Тахо» и продолжалась вплоть до Войны за независимость, когда работы приостановились. Говорят, будто потом, при маршале Санта-Крусе[26], снова пытались приступить к добыче. Может быть, — чего не знаю, того не знаю. Много лет спустя некий искатель руды, метис Аргандонья, оказал услугу одному индейцу. А тот из благодарности открыл ему тайну, которую бесчисленные поколения индейцев передавали от отца к сыну. Через страшные голые степи Порко он повел его к месту, где хранилось сокровище… Но это не был клад, спрятанный людьми. Это были сокровища, приготовленные для Аргандоньи самим господом богом. Подумайте только! За тринадцать лет оттуда извлекли четыре тысячи пятьсот двадцать тонн серебра! Есть сигарета?
Слушатели поторопились дать ему сигарету и поднести огонь.
— В этом деле так ясно было вмешательство провидения, — продолжал испанец, — что Аргандонья, простой крестьянин, отправился в Ватикан. Оттуда он вернулся с титулом князя. Князь де ла Глориэта!
— А дон Анисето Арсе? — спросил Лоса.
— Э, да что там дон Анисето! Это совсем другое дело. Аргандонья не мог работать один и вступил в компанию с доном Анисето. Что говорить! Тот-то был настоящий горнопромьнпленник, с могучим здоровьем и хорошей головой. Так вот, Анисето учредил в 1873 году компанию «Уанчака». Тогда меня еще тут не было. Я узнал его позже. Он стал президентом республики[27] и построил железную дорогу до Антофагасты. У него были челюсти дога, а глаза серые, будто гранитные, и густые бакенбарды. Видали бы вы, какого страху он на всех нагнал! А ведь был совсем коротышка, вот такого росточка.
И он слегка приподнял руку над столом.
— Нам бы такую удачу, как Аргандонье, — вздохнул Удаэта. И еще раз спросил чаю с агуардьенте для всех.
Как-то в воскресенье Сентено пригласил Омонте к себе. Тут же, при доме, находился и магазин; войти в дверь можно было, лишь низко пригнув голову. На выбеленных стенах дым и мухи оставили черные следы. Сентено представил Омонте своей супруге, дородной, весьма почтенной чоле. Позвал и племянницу.
— Антоньита, поди-ка сюда, познакомься с моим другом Омонте.
Из другой комнаты вышла девушка в черном платье, с длинными косами. При свете, проникавшем с улицы, Омонте рассмотрел бледное, чуть тронутое легкими веснушками лицо с узким лбом и круглыми щеками. Маленькие, близко посаженные черные глазки были прорезаны наискось к вискам; пухлая нижняя губа придавала ее рту чувственную прелесть. На остром носике лежал слой пудры.
— Антония Сентено, очень приятно, — произнесла она высокомерно и вскоре повернулась к Омонте спиной.
Пообедали все вместе. Потом Антоньита с теткой ушли к себе, Омонте остался с Сентено. Маленькая гостиная была обставлена старыми креслами, на угловом столике красовалось изображение младенца Иисуса.
— Это отличное вино из Синти, — сказал испанец, откупоривая бутылку. И тут же пустился в обычные свои россказни.
— Знаете, виноделие в Синти зародилось, когда открыли руду в Потоси. Испанцы не могли ждать, пока им привезут вино из Испании, вот они и решили спуститься с ледяных гор в равнины и заняться этим делом здесь. Испанцы — это только так говорится. Ведь все делали индейцы. В рудниках, например. В этой стране нет новых рудников. Куда ни пойдешь, всюду увидите следы инков. Встречаются иногда каналы для промывки золота длиной в двадцать лиг, их проложили инки. А вертикальные шахты, прорытые сверху вниз? Они разбросаны повсюду, эти узкие, очень узкие и, глубокие колодцы для добычи золота. Только золота. Возьмите сигарету.
Омонте закурил.
— А потом, — продолжал Сентёно, — пришли испанцы, пропади они пропадом! И с ними иезуиты, деятельные и предприимчивые, как муравьи. Их повели индейцы, и они нашли руду, прорыли горизонтальные штольни, а оттуда уже пробуравили гору «к самому солнцу», снизу вверх, искромсав ее изнутри и оставив раны на поверхности. Я видел такие горы, просверленные насквозь, вдоль и поперек. Но не всегда удавалось спокойно добывать золото и класть его в карман. Порой индейцы были покорны, а порой и бунтовали. В Вилаке вы можете найти в реке свинцовые пули, которыми стреляли испанцы в индейцев. И еще найдете вы в расщелинах склады ртути для сплавов. А перед шахтой, на рудничном дворе— каменная виселица, символ нашего господства. Там эти дьяволы вешали индейцев.
Испанец, опьяненный собственным красноречием, витал мыслью в сказочных временах и краях.
— Разумеется, не всех вешали! Ведь без индейцев не добыть ни золота, ни серебра из боливийской земли. Я сам испанец, слава богу, и знаю, что говорю. Пик Потоси открыл индеец. Видели вы его?
— Индейца? Никогда…
— Да нет, дружище, пик! Индеец этот помер триста лет назад. Это красно-бурая гора безупречно конической формы. Из своих пяти тысяч шахт она выдавала столько серебра, что на каждого из восьмидесяти тысяч жителей приходилось — представьте только себе, Омонте, — от трехсот до четырехсот тысяч песо… Король Испании с 1545 года, когда была открыта жила «Сентено», — да, она называлась «Сентено», так же, как я, — до 1661 года получил в счет королевского кинто[28] три тысячи двести сорок миллионов песо. Это была пятая часть сокровищ, полученных из рудников Потоси, не считая тайного вывоза и того серебра, что шло на изготовление посуды, церковной утвари, статуй святых, — все это можно увидеть и теперь в старинных домах и храмах Потоси, Чукисаки и вообще по всей Боливии. Разворованное серебро тоже, разумеется, в. счет не идет. Я вам не сказки рассказываю: из серебра, добытого в Потоси, можно было построить мост шириной в вару, который соединил бы наши Индии с Испанией.
— Какие Индии?
— Сенон, все эти земли назывались Индиями… Да, серебряный мост, но рядом можно было бы воздвигнуть другой, — из костей индейцев, погибших на работе в рудниках. Ваше здоровье!
Они выпили по глотку ароматного вина.
— Индейцам не нравилась эта работа, — продолжал Сентено, — они справедливо считали ее проклятием. Инки добывали золото и украшали свои алтари либо делали из него драгоценности, но никогда не чеканили монеты, как белые. А белые мечом и крестом принуждали индейцев буравить горы. Знаете ли, как это делалось? Сейчас я расскажу вам, что учинили однажды иезуиты.
28
Кинто — пятая часть всех доходов, получаемых колонистами в завоеванных странах, которая по закону шла королю.