Благодаря познаниям в обработке металла они презирали мастерство резчиков по кремню и считали, что превосходство в оружии вскоре позволит им торжествовать победу.
На рассвете люди старой расы поняли, что должны сражаться, чтобы выжить. Постепенно высветилось серовато-пепельное небо. Обжигающие холодом северные ветра гнали набухшие облака к заснеженным вершинам гор; серая взвесь дождя и тумана размывала все вокруг. Один из мадленцев отошел от пещеры — и острым нюхом почувствовал близкий запах чужих людей. Он спустился к берегу ручья по своего рода искусственной лестнице, вившейся среди редкой губчатой травы, и под защитой крутого склона вернулся к лесу. Здесь он заметил, что один из чужаков, невидимый для стража, осторожно ползет по нависающему над пещерой скальному козырьку. Охотник находился слишком далеко от врага; он решил подобраться поближе и в свою очередь начал выслеживать добычу.
И тогда-то, обогнув громадный округлый камень, он оказался лицом к лицу со вторым врагом. Этот разделывал ногу травоядного — животное, несомненно, было убито в ходе наблюдений за пещерой мадленцев. Вооруженный блестящим, тонким и острым ножом, он разрезал красное мясо.
У врагов, внезапно увидевших друг друга, пробудились рефлексы войны. Мадленец мощным движением поднял рогатину и бросил ее в чужака. Длиннорукий сделал то же с ярко блестевшим дротиком.
У мадленца имелось преимущество: его мозг точнее и быстрее отдавал телу команды, в мускульных реакциях он на десятую долю секунды опережал противника, а рогатина находилась в трех локтях от врага, когда тот бросил дротик. Мадленец присел, наконечник дротика просвистел мимо, древко больно ударило его по черепу — но человек металла зашатался. Рогатина вошла чуть повыше правого соска. Лицо чужака исказилось от боли, он издал болезненный стон и стал шарить рукой по бедру, где висел длинный дротик; однако мадленец уже распрямился, как пружина, и размозжил кремневым топором голову врага. Кузнец безмолвно рухнул на землю.
Антропофагия была редким явлением на Западе в эпоху мадленцев — не столько потому, что людей останавливали какие-то моральные соображения, сколько по той причине, что человеческая плоть не слишком аппетитна. Каннибалы всегда были интеллектуальными дегенератами. Кроме того, при поедании человеческого мяса усиливается воздействие многочисленных болезней, передающихся от человека к человеку. Именно по гигиеническим причинам людоедство с самого начала не было распространено среди рас с превосходящим интеллектом. Мадленец подумал, однако, что эта прекрасная свежая добыча сможет прокормить клан в течение нескольких дней. Но чужак наверху, на выступе скалы, вскоре незаметно подберется к пещере и сможет расправиться со всеми ее обитателями; нужно было сперва поспешить к нему.
Человека металла предупредил шорох скатывающихся камешков; он понял, что его самого преследуют. Обернувшись, он увидел мадленца в ста локтях от себя; тот пробирался по сланцам. Оба оказались в невыгодном и опасном положении, но и помыслить не могли о благоразумии. Они сблизились и ринулись в бой. Как и прежде, два вида оружия одновременно разрезали воздух: чужак бросил колчедановый диск, а мадленец — короткий гарпун. Гарпун пролетел мимо цели, диск угодил в предплечье мадленца. Тотчас раскрылась кровавая рана, но это лишь разъярило охотника. Забыв о всякой осторожности, он пересек крутой склон, выбежал на козырек, где стоял чужак, и бросился в атаку. Дуэль была коротка. Палица отбила дротик чужака и опустилась на человека металла; он покачнулся, попытался было бросить в противника короткий острый нож, который извлек из своих мехов, и упал на колени. Он снова сумел подняться, трагический, как дикий зверь в агонии, и наконец оступился и упал с узкого выступа на вьющуюся внизу тропинку.
Сверху, из просвета между облаками, на лес и громады гор лился голубоватый свет. Туманные водяные испарения придавали окрестностям тот размытый, лишенный резких красок вид, что люди многие века спустя назовут меланхолическим.
Смерть овладела двумя телами, в которых несколько секунд назад била через край жизнь.
Битва шла и в пещере.
Мадленец склонился на обрывом, глядя издали на своего трепещущего врага. Вокруг разливался неясный мягкий свет. Возможно, он ощутил его красоту в эту минуту, когда судьба его расы близилась к завершению. Но затем его сознание охватила яростная радость. К чувству победы над врагом прибавилось блаженство душевного покоя после пережитого волнения, биения в висках и боли кровавого танца битвы. Он чувствовал, что словно стал сильнее, могущественнее, божественнее; казалось, он превратился в полновластного хозяина голубоватых пространств, убегавших к бледному горизонту. Он издал сдавленный счастливый крик, отозвавшийся в горах хриплым призывом.
Внезапно снизу, из пещеры, до него донесся шум схватки, звуки сражения. Он бросился туда, быстро спустился на тропинку, где лежал в агонии враг. Пробегая мимо этого залитого кровью лица, этого распростертого на земле туловища, этих содрогающихся, сломанных при падении ног, он мельком увидел расширенные глаза, глядевшие на него с горечью. Молящие? Испуганные? Вызывающие? Кто мог бы сказать? Победитель пробежал мимо. Кровавая пена вскипала на губах побежденного при каждом вдохе и выдохе.
Магдаленец, торопясь, встревоженный и все же торжествующий, наконец достиг склона, ведущего к пещере. Запутанные тропинки, скалы, повороты сменяли друг друга. Затем последний крутой спуск.
Вот и логово. Низкая арка открывает вход, лежащий в тени цвета синей морской воды. Победитель издает призывный крик.
Из пещеры выскакивает массивное тело с вытянутым вперед копьем. Победитель чувствует, как в теплую плоть его плеча впивается зубчатое лезвие. Он кидается на чужака, завладевшего его жилищем. Палица исторгает у противника крик боли. Враги сталкиваются вплотную, нанося друг другу раны.
В пылу схватки мадленец успевает заметить: вот лежат на полу пещеры дети с размозженными черепами; за ними старуха, обезглавленная, со вспоротым животом — она защищалась, как мужчина, и в руке ее еще зажат кремневый топор. Один из людей металла, с ужасающе изуродованным лицом, распростерт поодаль: вторжение в жилище людей кремня нелегко далось захватчикам.
И охотник, наследник чудесных художников уже умершей эпохи, чувствует, что остался в битве с врагом последним из своего народа. Все это мгновенно проносится у него в голове: он продолжает сражаться.
Пещера просторна, но в этой части сужается. Он уже нанес противнику несколько жутких ударов, но кузнец, сжимая в руке блестящий нож, вдруг делает молниеносное движение. Охотник видит, как к нему приближается неведомое оружие. Он уворачивается, задевает рукой о стену, вооруженная палицей рука ищет места для нового замаха.
Слишком поздно. Сверкающая молния добирается до него. В замешательстве он чувствует, как сопротивляется, затем поддается надетая на него шкура. Его плоть пытается отторгнуть это тонкое и необъяснимое оружие. Лезвие вонзается. Мадленец ощущает порыв ледяного холода. Вонзенное в тело лезвие окружено кольцом боли. Громадная, неизмеримая боль нарастает, подавляя сознание и все его существо. Он хочет вдохнуть, вновь наполнить грудь воздухом, но зияющий провал его рта лишь изрыгает в ужасном спазме струю крови.
Металл победил.
В кровавой пещере, наполненной зловонием мертвых тел, человек металла приближается к последнему живому существу — к женщине, что предвосхищает красоту будущих времен. Она застыла от испуга, прижалась в углу к стене. Он истекает кровью и спокоен в своей ярости. Без сомнения, это единственный мужчина, выживший в битве двух кланов. Возможно, за его низким лбом и острыми глазами возникает мысль о бесполезности всех этих убийств. Он приближается, в его руке блестит лезвие, которое только что отняло жизнь у последнего мадленца — первый клинок, первое совершенное орудие убийства. В нем трепещет грубая душа предков-металлургов. Искусство для этих людей Юга не является изнурительным трудом, давним и привычным, все секреты которого давно познаны предками.