По прошествии двух долго тянувшихся минут, Мирослава обернула горло шарфом, осознав, что длина позволяет покрыть белую кожу тремя, если не четырьмя, слоями мягкой шерсти.
- Спасибо тебе, бабушка, жду не дождусь, когда смогу уже, наконец, начать его носить.
Пожилая женщина только улыбнулась в ответ и, сев, продолжила долгий процесс, который она каждый день производила с большим вниманием и трепетом. Она была на голову ниже своей внучки и, вечно смотря снизу-вверх, выглядела беспомощной, хоть и была человек редкой силы воли и самообладания, пускай в последнее время нервозность былой жизни и начинала сказываться всё сильнее. Погруженная в подобие транса размышлений, внучка тихо и медленно ушла с кухни, направившись вновь на второй этаж, в свою комнату. Стоило одеться и отправиться в город, или, наоборот, за город, лишь бы не оставаться дома. Поднявшись, она надела просторную серую толстовку и голубоватые джинсы, а потом, тихо ступая босяком по ступеням, вновь спустилась на первый этаж и прошла в прихожую, где, натянув кроссовки, с некоей радостью, вышла из здания.
Пройдя половину квартала, Мирослава оглянулась на свой, явственно выделявшийся, отделанный под дерево, двухэтажный дом. Большая часть других домов, из которых уже начинали выползать люди с жёлтыми галстуками, были серыми, голубыми, или, на крайний случай, чёрными, да и особого разнообразия в конструкции не наблюдалось. Впрочем, возможно, одинаковым людям из элиты это и не было нужно.
Нестерпимо блестели не только миллионы зеркальных окон, но и серебристое небо-купол, состоявшее из скреплённых друг с другом металлическими соединениями шестигранных высокотехнологичных панелей, которые и отвечали за климат и погоду внутри купола. Случалось так, что за пределами купола бушевала метель, но в самом городе не падало и снежинки, поскольку был ещё только ноябрь, а значит, психологические границы зимы не были перейдены. Такая трепетность в отношении психологических установок и границ была странна для тех, кто считал научный шок основным способом воздействия на непросветленные народы. Отец верил в силу противоречий, являвших истину окружающего мира, но даже он не смог бы увидеть смысл в искусственном сужении зоны комфорта. Человек оказался заперт внутри городов под высокотехнологичными сверхпрочными куполами, отрезанный от природы, настоящей и понемногу расцветающей вновь.
По неведомой ей самой причине, Мире хотелось отправиться вновь к Маше и пробыть там большее, нежели вчера, время. Движение зелёных пребывало в упадке с тех пор, как европейская цивилизация достигла уровня развития, при котором темпы загрязнения не только замедлились, но и стали обратными. Был в этом, правда, один существенный плюс - в этом движении остались только самые последовательные и верные люди, которым была важна идея. Алексей Степанович, добрый и милый, хоть порой и надоедливый, сосед Маши, извечно даривший девушке с киберпротезом руки растения в горшках, скопившиеся у последней на окне в чудовищном количестве, был одним из таких людей. Пожилой мужчина под семьдесят был так же свеж и полон сил, как и на фотографиях пятидесятилетней давности, когда ему довелось жить в другую эпоху перемен, которую хотелось забыть. Мир, разорванный между двумя идеями, вдруг решил срастись обратно, но от этого легче не стало, скорее даже наоборот, всё запуталось и стало непонятно, кто друг, а кто - враг. Новая же эпоха, сулившая всё изменить, как всегда, в лучшую сторону, уже являлась из туманного будущего, обнажая свои металлические конечности, обвитые небольшим количеством зелёных побегов и изморози далёкого манящего севера, куда постепенно двигались границы технократической утопии. Но утопии ли?
Излишне-зеленые деревья просторных проспектов мерно шелестели своими идеальными листьями, будто привезенными с фабрики, несколько групп интеллигентов сливались с архитектурой на заднем плане, блестящий купол не мог скрыть серость облаков над ним, зрительно он немного пульсировал, будто снаружи шёл ливень или град. Громадные дирижабли, как и всегда, висели в небе, что-то транслируя через расположенные по бокам экраны, жизнь продолжалась, прогресс продолжался, суета стала такой обыденностью, что не воспринималась как таковая. Эти люди с серыми лицами наверняка чем-то заняты, через телевидение передают, вероятно, какую-то важную информацию, а Мирослава было всё равно, в этом расширившимся до ужаса мире, где расстояние стало таким незначительным фактором, она была озабочена тем, что сказать подруге. Цикличный звук движения сверхскоростного поезда, вновь уносившего девушку прочь из родных мест, пел гимн раздумий, призывая мысли явиться и заполнить головы пассажиров.
Пустой вагон пустого поезда, вся проблема вчерашней поездки стала немного смехотворной, выбери она другое время отбытия и всех тех переживаний можно было бы избежать. На отдаленном сидении расположился задремавший полноватый человек, его голова съехала с подушечки и было похоже, что она висит в воздухе. Человек не издавал никаких звуков и, отчасти, производил впечатление свежего трупа, правда, если бы это было действительно так, то индикатор состояния здоровья на его шее горел бы красным, а не синим. Мира устроилась поудобнее, протянув ноги, она потянулась и развалилась на абсолютно свободной скамье, вчера она и вспомнить не могла о том, какой прекрасной может быть поездка, когда едешь один. Громадные голограммные облака плыли по ещё более внушительному куполу, реальный масштаб которого можно было оценить только подойдя к его панелям у земли. Девушку потянуло в сон и она установила на часах будильник так, чтобы он прозвонил за две минуты до прибытия на нужную станцию.
Только разбудил её не будильник, а тот странный мужчина. Он стоял напротив неё, склонив корпус на сорок пять градусов и смотря ей прямо в лицо. Будто искрящиеся голубоватые глаза отражали гигантские блестящие здания, сразу было видно, что глазные яблоки у него искусственные, иначе бы он, как минимум, щурился. При близком рассмотрении мужчина оказался не таким полным, каким казался, такое ощущение создавалось из-за свободно болтавшихся пол пиджака. Взгляд становился невыносимым.
Ты что-то хотел? - пребывая в некотором замешательстве, спросила девушка. Её глаза чуть держали, а приборы, исполняющим функции глаз, незнакомца следили за каждым их движением, он точно видел сквозь очки, но, скорее всего, его мозг насчитывал положение зрачка по вредным физиологическим проявлениям, напряжению мышц.
Не ты ли дочь Хрусталева? - тело недвижно стояло, двигались только губы, бледные и с неким тёмным отливом. Упорядоченное взъерошенные чёрные волосы чуть подрагивали от проникавшего внутрь вагона сквозняка. - Очень интересно будет послушать твоё выступление на конференции, говорят, на детях гениев природа отдыхает, но, может, Хрусталевы настолько совершенны, что это к ним не относится?
Ещё один безумец, сотворивший себе бога из человека. Отец неустанно повторял, что сравнение человека и бога, в рамках идеологии, ставящей человека в центр вселенной, оскорбляет человека, адепты гения слушали, но продолжали делить человечество на людей и сверхлюдей, то есть, богов.
Я не собираюсь выступать, - начиная злиться, ответила Мира.
Лицо из отсутствующего стало удивленным, тихо и про себя, девушка порадовалась, что смогла согнать тень безразличия с надменного лица напичканного электроникой человека. Глаза, и так пребывавшие на выкате, вылезли ещё чуть-чуть, незнакомец стоял, держась за ручку на поручне и смотря в одну точку. Зазвенел будильник и он электронный человек скосился на часы.