— Я всегда долго ищу у индейки второй сустав, — сказал ей Ричард.
— Дорогой, ты знаешь, что впереди ужасный изгиб дороги? — тревожно спросила Джоан.
— Вы бы видели, как индейку разделывает мой тесть. Щелк, щелк, щелк! Кровь в жилах стынет!
— А что этот негодяй устроил на мой день рождения! — Элеонор случайно пнула ногой отопитель. — Сидит со своей куколкой в ресторане и сообщает мне по телефону — нет, мужчины совершенно невозможны! — что заказал на десерт торт. В мою честь! Когда он во всем сознался, чуть мир не рухнул, но я только смеялась. Спросила, заказал ли он на торт свечку. Он ответил, что хотел, но не решился.
Смех Ричарда повис в машине, вписывавшейся в поворот. Посередине ветрового стекла появился темный вертикальный штрих, он попытался от него избавиться, но автомобиль остался нечувствителен к повороту рулевого колеса, его, наоборот, тянуло как магнитом к телефонному столбу, который отказывался покидать середину ветрового стекла и стремительно увеличивался в размерах. В свете фар к машине рванулись зазубрины на столбе, оставленные зажимами монтера, и сразу после этого раздался глухой удар, удивительно недвусмысленный, учитывая, как буднично все произошло. Ричард почувствовал резкий отказ своего двигательного аппарата, почти услышал крик «нет!» и понял, при всем своем ватном безразличии, что случилось нечто, о чем в иной инкарнации он бы очень пожалел.
— Ничтожество! — сказал у него над ухом голос Джоан. — Это же твоя ненаглядная новая машина! Элеонор, вы живы? Вы живы? — повысила она голос, словно делала выговор.
Пассажирка смущенно хихикнула:
— Все в порядке, только ноги что-то не двигаются...
Ветровое стекло над ее головой превратилось в паутину света, во взорвавшуюся звезду.
Радио, то ли все это время работавшее, то ли включившееся само по себе, транслировало спокойную, задумчивую музыку оттуда, где нет счета времени. Ричард опознал сонату Генделя для гобоя. Он обратил внимание на несильную боль в коленях. Элеонор сползла вперед, как будто не могла расплести скрещенные ноги, и потрясенно скулила.
— Милый, ты не знал, что превышаешь скорость?
— Какой же я болван! — сознался он. На них лились музыка и снег. Ему пришло в голову, что если проиграть сонату для гобоя в обратную сторону, то они тоже отскочат от проклятого столба и как ни в чем не бывало покатят домой. Смешное расстояние до их домов, измерявшееся минутами, замерзло и возросло до межгалактического.
Элеонор руками развела себе ноги, села в кресле прямо, зажгла сигарету. Ричард, треща коленями, выбрался из машины и попытался оттолкать ее от столба. Джоан было велено сесть за руль. Оба неуклюже двигались в темноте. Фары остались зажженными, но светили не прямо, а друг на друга. К счастью, у «корвэйра» багажник находился впереди, двигатель — сзади. Физиономия автомобиля, скопированная с какого-то безразличного насекомого, теперь причудливым образом оплетала основание столба, бампер превратился в сцепленные клешни. Ричард толкал, Джоан поддавала газу, колеса с жалобным визгом вертелись в пустоте. Вокруг смыкалась, присыпая их снегом, ночь. Ни одного горящего окна, никого, кто бы понял, как им худо.
Джоан, обладательница гражданского самосознания, спросила:
— Почему никто не приходит к нам на помощь?
Ей ответила с горечью, накопленной вместе с опытом, Элеонор:
— В этот столб так часто врезаются, что он уже надоел всей округе.
— Я слишком пьян, чтобы попасться на глаза полицейским, — заявил Ричард для пущей ясности.
Рядом затормозил автомобиль. Опустилось стекло, испуганный мужской голос спросил:
— У вас все в порядке?
— Не совсем, — ответил Ричард, гордившийся своим умением точно выражаться в напряженной обстановке.
— Я могу подвезти кого-нибудь к телефону-автомату, — предложил мужчина. — Я еду с покера.
«Врет, — подумал Ричард, — иначе зачем говорить про покер?» Мужчина в машине, вернее, парень, был помятым и бледным — скорее всего после активных сексуальных упражнений. Стараясь придать весомости каждому слову, Ричард сказал ему:
— Тут есть женщина, которая не может двигаться. Мы были бы очень признательны, если бы вы отвезли к телефону мою жену.
— Кому звонить? — спросила Джоан.
Ричард колебался между домом, где была вечеринка, няней, сидевшей с их детьми, и мужем Элеонор, жившим в мотеле на Сто двадцать восьмом шоссе.