Схватив халат, я накинула его и увидела, что Капо стоит в ванной перед зеркалом. Он обмотал полотенце вокруг талии, капли воды стекали по его телу, и он прижимал бритву к своей челюсти. Это была одна из тех старых бритв - опасная на вид и нежная для кожи. Она скользила по его лицу медленными, но уверенными движениями, а потом он сбил крем для бритья с волосами в раковину.
От вида того, как бритва скользила по его коже, по моим рукам бегали мурашки. Я могла только представить, что случилось с его горлом, и от того, что что-то столь острое находилось так близко к шраму, мне становилось не по себе. А вдруг яхта накренится или еще что-нибудь?
Его глаза встретились с моими в зеркале, и через секунду я поняла, что он смотрит на меня. Я моргнула, а затем улыбнулась ему. Когда Капо улыбнулся в ответ, его зубы были ярко-белыми на фоне загорелой кожи и темных волос. Это была всего лишь вспышка, но вспышка, от которой по моим венам пробежало электричество. Она разбудила меня, как хороший эспрессо.
— Мы все еще живы, — сказала я.
— Мы все еще живы.
— Они все еще преследуют нас?
Капо повернулся обратно к зеркалу, возвращаясь к своему ритуалу.
— Sì5. Но ненадолго. В следующем порту мы сойдем на берег, а сокровища перегрузят. — Легкий наклон головы, холодный металл проводит дорожку по челюсти, затем всплеск ароматного крема для бритья с волосами снова оказываются в раковине. — Мы скоро будем там.
Я кивнула, но на мгновение задумалась, не была ли эта ночь последней, которую увидят люди на тех кораблях. И утро тоже.
Эта мысль заставила меня замолчать, и я продолжала молча наблюдать за Капо, пока он брился. Еще один заход, и его глаза снова встретились с моими.
— Сделай это для меня.
Это был не вопрос. Я отрицательно покачала головой.
— Я не знаю как. Я не хочу...
— Ты не поранишь, — ответил он, прежде чем я успела закончить. — Я научу тебя.
Мой муж учил меня столь многому... тому, что значит жить по-настоящему, и столь многому о том, что такое романтика, даже если он и не собирался учить меня этому.
У меня перехватило дыхание, тем не менее, я сделала шаг ближе к стойке и встала перед ним. Он взял мою руку и вложил в нее ручку от опасной бритвы.
— Она выглядит старой, — сказала я, неуверенно оглядывая ее. — Не сама бритва, а ее стиль.
— Она принадлежала моему дедушке, — сказал Капо.
Я подняла на него глаза, чтобы встретиться с ним взглядом, а через секунду я снова взглянула на острую бритву.
— Ты собираешься отрастить усы?
Усы его деда были чисто белыми, и на фоне его оливковой кожи они смотрелись по-настоящему диковинно.
— Его лицо было создано для них. Часть того, кем он был.
— Твое тоже могло бы справиться с ними, — сказала я. Я подумала о том, каким прекрасным будет мой муж, даже когда время возьмет над ним верх. Эти голубые глаза на фоне загорелой кожи, черные волосы, которые светлели только на солнце, но были похожи на пролитые чернила, квадратная челюсть, брови, мужественные, но не заросшие, и нос, прямой и тонкий, но достаточно мужественный, чтобы соответствовать опасной вибрации темной ауры, которую он излучал. Капо был выточен с недостатками, которые только делали его еще более совершенным.
Его рука сомкнулась над моей.
— Разберись с этим. — Затем Капо положил два моих пальца на верхнюю часть лезвия, а двумя другими обхватил рукоятку, расположив ее между средним и безымянным пальцами. — Устойчивость. Если держать ее таким образом, она будет тебе в некотором роде обеспечена. Или... — он показал мне другой способ и сказал, чтобы я выбрала тот, который мне удобнее.
— Ты уверен, что я справлюсь с этим... — Я держала пальцы так, как он впервые научил меня, демонстративно двигая бритву вперед-назад.
Капо переместил мою руку на свою грудь и, прежде чем я поняла, что он делает, и успела отпрянуть, провел рукой линию над сердцем.
— Жизнь наносит нам шрамы, Бабочка. Но, по крайней мере, это сделано рукой, которая не желает мне зла... Пока что, — добавил он.
— Пока что? — Мои брови взлетели вверх.
— Просто дай время, — усмехнулся Капо. — У всех нас есть кинжалы, просто все зависит от того, против кого мы их используем. По моему опыту, те, кто ближе всего к нам, готовы воспользоваться ими первыми.
Как я могла ответить на это? Вместо этого я положила бритву на стойку и провела пальцем по порезу, который Капо сделал. Может быть, он так думал или чувствовал, но... я не хотела причинять ему боль. Я хотела защитить его. Эта мысль заставила меня вспомнить, что я думала о моем муже в сицилийской церкви, когда свет от витража падал на его лицо.
Он стал мозаикой - стеклом, сдерживающим прилив. Его горло. Кто-то пытался разрушить все его защитные механизмы. Кто бы это ни был, он разбил его вдребезги, чтобы он снова собрал себя по кусочкам. Жесткие линии, удерживающие стекло в целостности, были так очевидны на его лице, если бы у кого-то хватило смелости взглянуть.
Мне нужно исчезнуть, чтобы меня увидели.
Ti vedo6.
Я тебя вижу.
Я вижу прямо сквозь прекрасное голубое разбитое стекло. Я вижу жесткие линии, которые служат связующей нитью. У меня хватает смелости откинуть образ охотника, чтобы заглянуть в глаза человека, глаза, которые делают человека с бьющимся в его груди сердцем цельным.
Я вижу тебя, мой муж. Я вижу тебя, мой Капо. Я вижу тебя, мое сердце. Я вижу тебя, мое все.
Его рука легла на мою, и я поняла, что песня под названием «Cuando Me Enamoro» все еще играет. Должно быть, он поставил ее на повтор.
Мы не сказали друг другу ни слова, но он начал двигать меня по ванной в такт песне, и каким-то образом, без слов, его тело научило мое танцевать. Как не позволить ему вести. Потом я усадила его и побрила ему лицо. От мягкости моих прикосновений Капо охватила дрожь, которая, надеюсь, стерла воспоминания о ноже у его горла.