Таким образом, мы видим, как в ребенке вырабатывается Я. Но Я начинает преобразовывать в ребенке телесное и душевное лишь спустя некоторое время. Поэтому человек, вступая в земное бытие, в свои первые дни проявляет исключительно унаследованные признаки. В первые дни Я пока еще остается сокрытым глубоко внутри, пока в неопределенной физиогномии не оформится то, что перенесено им из прежней жизни, над дальнейшим формированием чего оно сможет работать дальше изо дня в день, из года в год.
Пока ребенок не приобретет индивидуальный, присущий только ему характер, у Я нет возможности выражать через смех и плач какое — либо отношение к внешнему миру. Потому что тут всё дело в Я, в самом индивидуальном, которое ищет связь с окружением, стремится достигнуть с ним гармонии и созвучия. Именно Я должно быть тем, что стремится в смехе или улыбке сделать себя свободным от предметов; именно Я должно быть тем, что при искомых отношениях, которых оно не может найти, сжимает при утрате внутреннее существо человека. Только Я может выражать себя в смехе или слезах. Из этого видно, что, имея перед собой откровение человека в смехе и слезах, мы имеем дело с глубоко внутренней духовностью человека.
Те, кто охотно сваливает всё в одну кучу и потому не желает признать действительного реального различия между человеком и животным, естественно, будут находить аналогии смеха и слез и в животном царстве. Но тот, кто понимает эти вещи правильно, признает правоту немецкого поэта, сказавшего, что животное не умеет плакать — в лучшем случае только выть — и не умеет смеяться, но — только скалить зубы. В этом сокрыта глубокая истина, которую, если облечь в слова, можно выразить так: животные не возвышаются до того индивидуального Я-существа, которое находится в самом существе, но животные управляются законами, которые хотя и выглядят подобными законам человеческого Я, но внедрены в животном так, что в течение всей жизни остаются для него чем — то внешним. Животное не поднимается к индивидуальности. Здесь уже упоминалось об этом решающем отличии человека от животного. Уже говорилось: то, что интересует нас в животном, обобщается в характере рода или вида. Попытайтесь разобраться, покажут ли те качества, которые главным образом интересуют нас в животных, такое же значительное различие, например, у льва — сына, льва — отца, льва — дедушки и так далее, какое мы находим у людей. То, что проявляется у животного, восходит к характеру рода. В человеческом царстве каждый человек является своим собственным родом, и то, что явлено нам у животных в роде или виде, у людей должно интересовать нас в каждом отдельном человеке. То есть в мире людей каждый человек имеет свою отдельную биографию. Она нам так же интересна, как биография вида или рода у животных. Разумеется, некоторые обожатели собак и покровительницы кошек утверждают, что могут написать биографии своих питомцев. Но я знал школьного учителя, который регулярно давал своим ученикам задание: написать биографии стальных перьев, которыми они писали на уроках. Дело не в том, чтобы давать мыслям блуждать во всех направлениях, но в том, чтобы наш разум пробился к тому, что является сутью предмета или существа. У животного индивидуальная биография не является существенной, она становится существенной только у человека, поскольку у человека главное — это то, что в качестве его индивидуальности поступательно развивается от жизни к жизни; тогда как у животного это развитие идет лишь от рода к роду. И если биографическим элементам не придают важности, то это объясняется не тем, что их значение не является столь же важным, как значение, которое мы приписываем естественнонаучным законам внешнего мира, но тем, что тот, кто не признает их важности, не в состоянии воспринимать значимость каких — либо явлений.
То, что у животного идет от рода к роду, что продолжает жить от вида к виду, мы в духовном знании называем групповой душой животного или групповым Я, которое мы рассматриваем как нечто реальное. И мы говорим, что Я животного находится не в самом животном, но вне его. В области духовного знания мы нисколько не отрицаем Я животного, но говорим о групповом Я, которое управляет животным извне. У человека, напротив, мы говорим об индивидуальном Я, которое входит во внутреннейшее существо человека и изнутри, как являющаяся его основой индивидуальность, управляет каждым человеком так, что тот вступает с существами своего окружения в личные отношения. Те общие отношения, которые может устанавливать животное под водительством внешнего группового Я, имеют также общий, типический характер. Что любит или ненавидит то или иное животное, чего оно боится, — это имеет общий, типический характер и видоизменяется лишь в незначительной степени, как, например, у наших домашних животных или у животных, которые живут вместе с человеком. Но то, чем является для людей любовь или ненависть к своему окружению, что означает для души страх или ужас, симпатия или антипатия, — это человек воспитывает в своей индивидуальности, в своем Я-существе, которое идет от воплощения к воплощению, индивидуальным образом. Поэтому то особое отношение, посредством которого человек освобождается от какого — нибудь существа своего окружения, проявляющееся физиогномически в смехе, или другое состояние, когда мы нечто ищем и не можем больше обрести, находящее свое физиогномическое выражение в слезах, — эти состояния всегда являются чем — то таким, что может развивать только человеческое Я. Поэтому можно сказать: чем больше ребенок высвобождается из одной только анималичности, из одной только животности, чем больше проявляется его индивидуальность, тем больше проявляется его человечность — в смехе или в льющихся из глаз слезах. Если мы, рассматривая жизнь в ее истине, хотим прийти к выводу о высшем положении человека среди земных существ, то важнейшее мы должны искать не в грубых фактах жизни, не в сходстве костей и мускулов у животного и человека и не в некотором имеющемся до определенной степени сходстве других органов, но следует искать там, где замечаем тончайшие, интимнейшие факты, существенные для характеристики человеческой природы. Если такие факты, как смех и слезы, кажутся кому — то слишком незначительными, чтобы применить их для сущностной характеристики человека и животного, то остается только сказать: невозможно помочь тем, кто не в состоянии подняться к фактам, ведущим к пониманию человека в его духовности.