В духовной науке мы не ссылаемся непосредственно на все эти источники. Ибо если бы даже, скажем, в результате великой катастрофы все эти свидетельства и погибли, то духовное знание обладает средством самостоятельно найти через духовное исследование то, что лежит в их основе. Духовное исследование никогда не нуждается в ссылках на источники. Но когда факты найдены и предания в образном выражении подтверждают достоверность того, что найдено духовным знанием (независимо от источников), то наше понимание этих источников возрастает. Тогда говоришь себе: то, что здесь сообщается, могло стать известным лишь благодаря сущностям, знавшим, что духовное исследование сможет вновь найти это; и это передавалось в течение тысячелетий — духовный исследователь говорил духовному исследователю, духовный взор — духовному взору! Именно из познания достигается правильное отношение к этим источникам. И когда мы внимаем сообщениям, подобным рассказу о том, как Бог напечатлел человеку свое живое дыхание, благодаря чему человек стал внутренне обретающим себя Я-существом (Ichheit), то именно из таких вот рассмотрений, как, например, "Смех и слезы", мы можем узреть, сколь истинно такое образное изложение фактов по отношению к человеческой природе.
Теперь остается указать лишь на частности, поскольку иначе мы ушли бы слишком далеко. Кто — то, например, может сказать: ты закончил всё это рассмотрение неправильно! Ты должен начинать там, где говорят внешние факты. Ты должен искать духовный элемент там, где он появляется только как чисто природное явление, например, когда человека щекочут. Здесь мы имеем элементарнейшие факты смеха. Как ты управишься тут — со всеми этими фантазиями о расширении астрального тела и прочим?
О, тогда тем более, как раз тут и происходит по — настоящему расширение астрального тела! Здесь, хотя и на низшей ступени, происходят все вещи, которые были охарактеризованы. Когда у человека щекочут подошвы ног, это факт, в котором он не может принимать участие своим разумом. Человек не хочет этого, отклоняет это. Он только тогда охватывает это своим разумом, когда щекочет себя сам. Но тогда он не смеется, потому что знает виновника щекотки. Когда же его щекочет другой, то для него это что — то непонятное. Я возвышается над этим, пытается стать свободным от этого, пытается освободить от этого астральное тело. И именно освобождение астрального тела от неуютного, недолжного прикосновения выражается немотивированным смехом. Это есть именно освобождение, спасение Я на элементарной ступени от той атаки, которой мы подвергаемся при щекотке, когда наш разум не может подступиться к происходящему.
Всякий смех над шуткой или чем — то странным находится на том же уровне. Мы смеемся над шуткой, поскольку посредством смеха вступаем с ней в правильные отношения. В юморе соединяются вещи, которые не могут соединяться в серьезной жизни; ведь если они будут поняты логически, то не окажутся смешными. В шутке сочетаются вещи, которые в таком сочетании не вызывают у человека — если он не совсем уж глуп — безусловного понимания, но лишь требуют от нас, чтобы мы определенной игрой ума соединили их вместе. В то мгновение, когда мы чувствуем, что как бы постигли правила этой игры, мы освобождаемся и возвышаемся над заложенным в шутке содержанием. Эти факты освобождения себя, возвышения себя над какими — либо явлениями вы найдете всюду, где появляется смех. И точно так же факт, когда человек ищет нечто, чего не может найти, и поэтому сжимается в себе самом, вы найдете лежащим в основе плача.
Но такой род отношения к внешнему миру, как он сейчас охарактеризован, может быть правомерным или неправомерным. Мы с определенным правом можем желать освободиться в смехе; но также в силу нашего своеобразия мы можем не желать или не суметь понять определенных процессов. Тогда причина смеха находится не в природе вещей, а в нашем несовершенстве. Это проявляется всегда, когда какой — нибудь неразвитый человек смеется над другим, потому что не может его понять. Когда неразвитый человек не находит в другом той заурядности и ограниченности, которые он считает правильными, то думает, что нет необходимости применять к этому понимание; он пытается освободиться от этого — может быть, именно потому, что не хочет этого понимать. Поэтому так легко переходит у нас в привычку освобождаться от всего посредством смеха. Эта привычка часто становится натурой некоторых людей: они осмеивают всё и брюзжат по поводу всего, они не хотят вовсе ничего понимать; они надменны в своем астральном теле и поэтому постоянно, беспрерывно смеются. В основе этого лежит совершенно тот же самый факт. Только в одном случае это нежелание вникать в понимание вещей может представляться оправданным, а в другом случае — нет. К слову, несовершенство моды может представляться чем — то не совсем достойным для понимания. Тогда смеются, считая себя возвысившимися над тем или иным. Следовательно, смех может выражать не только оправданное чувство самоотстранения, но и неоправданное самоотстранение. Но от этого не меняется основная первопричина возникновения смеха, которая его объясняет.