Гермиона встрепенулась и с мрачной решимостью отправилась к Гарри за мантией–невидимкой. Она должна быть сейчас с Северусом. Она не может допустить, чтобы последняя их встреча была на уроке зелий. И она должна отбросить свои страхи и сомнения, свои глупые, детские представления о морали и делать то, что велит ей сердце.
Когда Снейп распахнул ей дверь, сердце девушки болезненно сжалось: он выглядел еще хуже, чем сегодня днем. Быстро скользнув в комнату, не снимая мантии, она отошла подальше от двери, чтобы ее нельзя было увидеть из коридора.
С невозмутимым видом зельевар спокойно закрыл дверь и повернулся к ней, сложив руки на груди и привалившись спиной к двери. Он смотрел в пространство, не зная, где именно находится Гермиона, и выражение его лица невозможно было прочитать. Гермиона скинула мантию, оставшись в джинсах и удобной толстовке, в которых тренировалась с другими Гриффиндорцами. Только сейчас она начала думать, что стоило одеть что‑то более… соблазнительное, что ли. Может, стоило и нижнее белье поменять на что‑то более взрослое и красивое? И что еще делают в таких случаях? Бреют ноги? Еще что‑нибудь бреют?..
Гермиона сама не заметила, как ее начало трясти, как зельевар приблизился к ней и крепко обнял, как она уткнулась ему лицом в плечо и начала тихо всхлипывать.
— Я не думал, что ты придешь, — пробормотал он, гладя ее по волосам. – Но я рад, что ты здесь.
Все страхи Гермионы на секунду отступили, и она воспользовалась этим моментом, чтобы дотянуться до губ зельевара. Поцелуй был не таким, как обычно. Было в нем что‑то отчаянное, что‑то горько–сладкое, болезненное и приятное одновременно. Она отчаянно не хотела прощаться, но в то же время не могла избавиться от мысли, что они вместе в последний раз.
Неожиданная страстность девушки немного удивила Северуса. Ее руки, скользящие по его рубашке были холодными, но необъяснимым образом обжигали. Сначала он решил, что она просто под действием адреналина накануне битвы и сама не понимает, что именно она сейчас делает. Но пару минут спустя, когда ее ласки стали настойчивее, а сама она все сильнее прижималась к нему, Северус понял, чего именно добивалась девушка. Сам он хотел этого не меньше, и слабый голос разума шептал все тише. Однако стоило ладошке гриффиндорки скользнуть под его рубашку, как она тут же наткнулась на один из многочисленных кровоподтеков, которым предстояло заживать самостоятельно. Резкая боль отрезвила Снейпа. Он вспомнил, что все его тело сейчас представляет собой весьма неприятное сочетание темно–синего, красновато–лилового и нездорово–бледного цветов и оттенков. Он вспомнил о Метке, все еще черневшей на его левом предплечье. Вспомнил о выражении страха и отвращения, появившемся на лице Гермионы в прошлый раз, когда она видела ее.
Он вспомнил о Лорде, о том, что был вынужден делать по его приказу, о том, как он ударил Гермиону. Воспоминания вихрем закружились в его голове, насмешливый внутренний голос язвительно поинтересовался, уверен ли он сейчас в собственном самоконтроле? Уверен ли, что снова не причинит девочке боль? Готов ли взять на себя ответственность?
Он так резко отстранился, что Гермиона чуть не упала. Она посмотрела на него удивленно и немного обиженно.
— Сейчас не самое подходящее для этого время, — он попытался сказать это мягко, но голос внезапно охрип, и получилось довольно грубо. Он прочистил горло и добавил: — Все это должно быть не так.
Лицо Гермионы вспыхнуло, и она поспешно отвернулась от него, стараясь сдержать защипавшие глаза слезы. Как ему объяснить? Как сказать человеку: «Мы должны заняться любовью прямо сейчас, потому что завтра может быть поздно»? Это было глупо, она сама это понимала, потому не могла произнести слова вслух.
Он приблизился сзади и обнял ее за плечи. Девушка издала непонятный звук: не то смешок, не то всхлип, не то просто вздох. Его губы прижались к ее макушке, а потом прошептали в буйные локоны:
— Успокойся, девочка моя. Я не собираюсь завтра умирать.
— Ты знаешь, твоего‑то мнения как раз могут и не спросить, — огрызнулась гриффиндорка. Потом она откинула голову назад на его плечо. Теперь краем глаза она могла видеть его крючковатый нос. – Прости, я перенервничала. Я такая глупая…
— Все в порядке. Это нормально. Я тоже боюсь за тебя, но мне не убедить тебя покинуть Хогвартс, а ты не можешь требовать от меня пренебречь своими обязанностями.
— Я просто подумала… — она горько усмехнулась. – Нет, кажется, я просто не успела как следует подумать.
— Что бы тебя сегодня ни привело, я рад, что ты здесь.
— Можно мне остаться? Я имею в виду на всю ночь. До восхода солнца…