Он осторожно отстранился, заставив ее посмотреть ему в лицо. Гермиона блуждала взглядом, не в силах долго смотреть ему в глаза. Его взгляд тоже все больше задерживался на ее покрасневших, припухших, истерзанных губах.
Кто начал это первым, он не знал. Просто секунду спустя он уже впивался своими губами в эти губы, которые отвечали ему с той же страстностью. Это уже была не Джинни, с которой он просто поддерживал имидж «ее парня», попутно получая удовлетворение от ее восхищенного взгляда. Нет, это была Гермиона Грейнджер, девушка, о которой он думал слишком давно, которую он хотел слишком давно. Которую он любил, хотя раньше он не подозревал, что вообще способен на это. Он ласкал губами и языком ее рот, то погружаясь глубже, то едва касаясь, и она отвечала ему тем же, словно ждала этого момента не меньше, чем он.
— Гарри… — прошептала она, когда он был вынужден прерваться на секунду, чтобы набрать в горящие легкие воздух.
Ненавистное имя прозвучало как пощечина. «Проклятье! Поттер! Я ведь Поттер. Это его она целует с такой страстью, с таким желанием. Она любит его. Поэтому она несчастна с Уизли, поэтому она не может с ним расстаться – это ведь его друг. Да, не позавидуешь тебе, Гермиона. Но сейчас мне жаль не тебя. Мне жаль себя. Потому что я забылся и позволил себе то, что никогда не должно было произойти. И мне этого теперь никогда не забыть. Это будет моим новым мучением и все из‑за этого Поттера!»
Он отшатнулся от нее.
— Прости меня, — выдавил он. – Я не должен был этого делать. Прости.
Он развернулся и пошел к выходу. Гермиона в недоумении смотрела ему вслед. Снейп очень сомневался, что способен ненавидеть сильнее, чем сейчас он ненавидел Гарри Поттера.
***
Следующие несколько дней стали для Гермионы просто адом. Она уже не думала о Роне, о том, как сохранить эти отношения. Единственной ее заботой было, как выпутаться из этой ситуации с наименьшими потерями.
Гарри игнорировал ее, избегал и вообще всячески демонстрировал холодность. Джинни была явно чем‑то расстроена («Уж не поссорились ли они?», — думала Гермиона) и при этом как‑то нехорошо посматривала на нее. Рон практиковал испытанный прием, изображая оскорбленную невинность, который обычно заканчивался тем, что Гермиона не выдерживала и пыталась с ним мириться, обещая все, что только могла. Но сейчас Гермионе это было только на руку.
Все ее мысли занимал Гарри Поттер. Лежа вечером в своей постели в комнате старосты она вспоминала его поцелуй, который был также не похож на поцелуи Рона, как и майская гроза на нудные осенние дожди. Это был шок. Причем электрошок. Ее словно било током, каждый квадратный сантиметр кожи покалывали десятки иголочек. И этот разряд шел не только по коже, он проникал вместе с его языком внутрь, в самую глубину, в ее сердце, сбивая его с ритма, спускаясь ниже и вызывая острый спазм где‑то внизу живота. В тот момент она забыла все свои страхи, сомнения, мамины слова, Волдеморта и потенциальный гнев профессора Снейпа, ей хотелось только одного: чтобы на них не оказалось одежды, и они пошли дальше поцелуя. Голова кружилась у нее так, словно ее пару часов катали на карусели, ноги подкашивались. Как бы все это банально ни звучало, но именно в такой трепет ее привел его один единственный поцелуй.
«Что я делаю? Чего я боюсь? Что если это именно то, чего я всегда ждала? То, чего ждет каждая девушка? А я тут думаю о чувствах Рона, чувствах Джинни… Никто из нас четверых не сможет быть счастлив, если Гарри почувствовал хотя бы половину из того, что пережила я».
«Но почему его отношение так изменилось? – задавалась она вопросом уже пару минут спустя. – Он не замечает меня. Вернее, делает вид, что не замечает. Что это? Чувство вины? Страх? Он не может перешагнуть через Рона и Джинни? Конечно, не может, о чем я думаю? Это же Гарри! Милый, добрый, честный Гарри! Любимый и единственный, другого такого нет!».
«Что мне делать? Как убедить его не отказываться от нашего счастья? Не отталкивать меня. А хочет ли он меня? Или просто хотел меня утешить? Мне надо все выяснить, надо разобраться».
Гермиона не придумала ничего лучше, как подсунуть Гарри записку с просьбой прийти к ней после отбоя в комнату старосты.
***
В тот вечер Гермиона не находила себе места. Разобравшись со всеми делами, она, наконец, скрылась в своей комнате, но ожидание было невыносимым. Что она ему скажет? Что он скажет ей? Чем все это закончится? Одни вопросы и ни одного ответа. Как всегда.
Через полчаса после отбоя в дверь тихо постучали. Гермиона распахнула дверь, но на пороге никого не оказалось. Однако она слишком часто делила с Гарри мантию–невидимку, чтобы не догадаться, что он мог воспользоваться ею, желая прийти к ней незамеченным. Поэтому она посторонилась и, почувствовав движение воздуха рядом с ней, закрыла дверь, наложила на него заклинание и обернулась.