Признание важности социального фактора в сущности понятия “народный музыкальный инструмент” и необходимости социологического анализа феномена пронизывает многие страницы коллективного труда. Тем не менее серьезного изучения этой стороны явления в данном сборнике, так же как и в других работах этого периода, мы не находим. Социальная сущность, проявляясь отчетливо, еще не стала предметом специального исследования. Чаще социологические обобщения звучат в виде гипотетических построений, интуитивных предчувствований или гениальных откровений. Так, Л. Белявский очень точно заметил, что “музыкальный инструмент это ни в коем случае не автономный предмет, суть которого заключена в нем самом, и только через человека мы в состоянии понять его сущность”.[111]
Невозможность однозначно определить дефиницию, найти общность таких, казалось бы, различных направлений творчества, как музицирование на фольклорных инструментах прошлого и современная академическая практика исполнительства на народных инструментах, побудили Э. Штокмана в качестве рабочей версии выдвинуть гипотезу о разделении понятия на: народные музыкальные инструменты в узком смысле, то есть те, на которых исполняют только народную музыку, и народные музыкальные инструменты в широком смысле, на которых, кроме народной, исполняют также и профессиональную, авторскую музыку (там же, стр. 41 — 42).
В определении критериев народности музыкального инструментария, предложенных Э. Штокманом, удивительным образом слились две тенденции: старая, консервативная, но поразительно живучая, и новая, активно пробивающая дорогу к умам неравнодушных мыслящих людей. По его мнению, “главным признаком, определяющим принадлежность музыкального инструмента к народным, мы должны считать социологические связи (по-видимому, имеются в виду социальные связи. - Д. И.), точно устанавливающие применение его в народной жизни” (там же, стр. 41). По этой логике, народным можно считать любой инструмент, используемый в народной практике, что является стойким пережитком воззрений ушедших поколений. Но здесь же немецкий ученый дает прекрасный образец философского понимания социальной сущности явления: “Это народ создает инструменты, он же их и отбирает, заимствует, переделывает, чтобы приспособить для своих целей, для потребностей самовыражения. Поэтому мы должны прежде всего принимать во внимание отношение народа к своим музыкальным инструментам (подчеркнуто мною. - Д. И.). Это и должно служить отправной точкой в нашей работе” (там же, стр. 41).
Современные ученые в абсолютном большинстве отказались от определения народности музыкальных инструментов по их этническому происхождению. Это явилось первым шагом к пересмотру позиций на пути к осознанию важности социального фактора в дефиниции "народный инструмент". Однако и традиционная “распространенность в народной среде”, выдвигаемая сегодня большинством этноинструментоведов в категории народности на первый план, не является признаком, выделяющим народный инструмент из всех остальных, а есть лишь внешнее проявление его социальной значимости.
Традиционная формулировка требует отдельного анализа каждой из двух ее составляющих: “распространенности”, как “важного признака” народности инструментария, и понятия “народная среда”, весьма свободно трактуемого исследователями. Рассмотрим их последовательно.
Распространенность инструмента не может служить признаком народности уже потому, что признак, согласно значению этого слова, должен показывать отличительные особенности явления. Распространенность же не является показателем, выделяющим народный инструмент из всех остальных. В первую очередь она характеризует массовые инструменты, а не народные.
Тот, кто видит приоритет “распространенности” в определении сущности понятия, должен признать, во-первых, тождество категорий “народный” и “массовый”, во-вторых, что всякий популярный шлягер есть самый народный жанр. Абсурдность такой постановки ни у кого не вызывает сомнений. Тем не менее, никто из современных ученых (кроме, пожалуй, М. Имханицкого) не выступает публично против признания “распространенности” признаком народности инструментария.
Кроме того, исторические факты говорят о том, что отдельные инструменты, имевшие широкое распространение в российском народе, по различным причинам (о них будет сказано ниже) так и не приобрели статуса русского народного. Ярчайший пример - итальянская мандолина и академическая скрипка, а также современные ультрамодные электроинструменты. И наоборот, редкое использование в быту может не быть препятствием к утверждению инструмента в статусе народного. К примеру, современная домра, по утверждению многих исследователей, является преимущественно оркестровым инструментом и используется в профессиональном исполнительстве, в организованном любительстве, то есть в самодеятельности, но не в бытовом музицировании.
109
«Народные музыкальные инструменты и инструментальная музыка», сб. ст. и материалов в 2-ух частях / Ред. сост. И. В. Мациевский, ч. 1, М., 1987; ч. 2, М., 1988, стр. 106.