– Ты только мне не рассказывай… Знаю я и его самого, и верхи его! – не сдержался Андрей Алексеевич.
– То-то ты его обвораживал, пока таможня над нами висела!
– Опять тебя куда-то… Объяснял уже! Сам я всё решил! Он лишь познакомил меня с нужным человеком! Невелика роль! – Андрей Алексеевич мощно потянул все мышцы тела, и предложил. – Всё, встаем, что ли? Всё равно не заснуть…
– Злишься, потому что не прав и сам это знаешь! – подлила масла в огонь Татьяна.
– По-твоему я должен копировать их жизнь? Должен быть как они? А я всегда буду самим собой, поскольку мне не нравится многое из того, что они обожают!
– Андрей, милый, ты опять за своё… Не может же большинство ошибаться многие столетия подряд!
– Да, Татьяна! Я опять! Потому что об этом мы говорили не раз, а воз и ныне… Твоё пресловутое большинство часто даже сформулировать не в состоянии, что и почему ему нравится или не нравится. Просто мода очередная захватила! Ему же периодически внушают, этому недотепистому большинству, «вот это должно вам нравиться! Это классно! Это продвинуто!» И думать сами они не станут никогда, потому что не понимают, как же это возможно – иметь собственное мнение, если «уже есть мнение большинства!»
– Ты что же, Андрей, отрицаешь руководящую роль общественной морали? Она же и представляет собою те самые правила, написанные для всех, которые, как ты говоришь, внушают! «Не убий! Не укради!» А я, знаешь ли, совсем не против подобных табу, которым все должны подчиняться! Я – «за»!
– Ты меня уводишь в сторону. Я, скорее, о подчинении несамостоятельных людишек любой моде, навязанной им на всё и вся, которую им не велено нарушать, иначе «ату!» Я о несамостоятельности того, что ты называешь обществом, а я зову стадом! В нем не обнаружить стремления самостоятельно думать и жить индивидуально, руководствуясь не указаниями, а собственными решениями! – завёлся Андрей Алексеевич против своей воли.
– Ну и в чём твоя индивидуальность заключается? Неужели в том, что ты не любишь Италию, которой все восхищаются?
– Нет! В том, что могу об этом заявить! И не боюсь чьего-либо осуждения. Да и Италия в этом вопросе не при чём! И ты это прекрасно знаешь. Я в любом вопросе пойду наперекор всем, если я с ними не согласен. Конечно, если вопрос того стоит! Если он существенно влияет на нечто или способен привести к самым нехорошим последствиям! Молчать, абы чего не вышло, я не стану! Сама ведь знаешь! Тогда зачем раскручиваешь эту тему? Или возникло желание поссориться? – вслух предположил Андрей Алексеевич.
– Ну, хорошо! Хорошо! Ты один всегда ходишь «в ногу»! Ты один всегда прав! – еще больше подогрела его Татьяна.
– Приехали! И зачем ты притворяешься? Не об этом же я! Пусть я трижды ошибаюсь, но я имею право на собственное мнение, на индивидуальное поведение и свою независимую жизнь. Я могу ошибаться, но не могу что-то делать без понимания того, что именно я делаю! Я не хочу быть как все, которых я не уважаю! И не потому, что пытаюсь прослыть оригиналом, а потому что не хочу думать одно, а говорить иное, кому-то приятное!
– Да ты, Андрюшенька, никак капризничаешь?
– Пусть так! Но почему ты так упорно пытаешься меня не понимать? Лишь потому, что Капаевы и иже с ними думают иначе, думают правильно, именно так, как им разрешено? Потому что они как все, а я среди вас гадкий утенок? Так ведь я их и не осуждаю! Это их дело, как им жить! Я их, сама знаешь, на путь истинный не наставляю!
– О! Андрюшечка! Ты-то, как раз, еще как всех осуждаешь! И еще как подталкиваешь и отталкиваешь своими правилами! Женщинам курить, видите ли, нельзя! Тебя от этого даже трясёт! Татуировки – это тюремно-лагерные замашки! Значит, тоже нельзя! Жить без регистрации брака аморально, значит, нельзя! Даже в тренажерных залах заниматься нельзя – лучше это делать дома, а не трясти для саморекламы своими мощами у всех на виду! Алкоголь – нельзя! Порнушку на ночь, тоже нельзя! Гомосексуальные браки – нельзя! Выходит, что и у тебя полным-полно всяческих правил! Выходит, что и ты не очень оригинален! И у тебя, как оказалось, всё строго по уставу! Вот только устав у тебя свой, и стадо своё, непохожее на остальных!
Андрей Алексеевич усмехнулся, глядя на жену, отошедшую в купленном в Риме пеньюаре к зеркальной стене с немым вопросом: «Ну, и как я в нем?»
– Постой! Разве я кому-то мешаю быть бараном? Разве препятствую проявлению ритуальных забав в любимом стаде? На здоровье! Но благодаря такому к ним отношению я получаю моральное право о каждом баране иметь своё мнение! Я в их жизнь не вмешиваюсь, но судить о ней со стороны могу! И на основе длительных наблюдений я делаю ответственное заявление: «Окружающие меня людишки, воспринимаемые мною как бараны, бараны в действительности и есть! Я в этом не ошибаюсь!» – Андрей Алексеевич удовлетворенно рассмеялся. – И, может быть, ты перестанешь делать вид, будто не понимаешь сути нашего разговора? И слово «баран» в данном случае совсем не оскорбительно, поскольку подразумевает ни тупость, ни великое упрямство, в общем-то, красивого и сильного животного, а всего-то его потребность жить в стаде, жить как все. И, не дай бог, высунуться со своим мнением!