– Интересно у тебя всё сложилось! – без эмоций согласился Андрей Алексеевич, нисколько не завидующий товарищу, но чтобы поддержать разговор.
– Теперь-то я думаю, Андрей, не туда нас после училища распределяли! Ох, не туда! – опять засмеялся Анатолий, энергично потирая руки. – Нас готовили страну от внешних врагов защищать, только внутренние враги после смерти Сталина быстрее внешних жирок накопили! Нас бы следовало распределять в штатские главки, министерства, в ЦК всякие… Да всем по маузеру вручать! Да с самыми чрезвычайными полномочиями! Тогда мы и без армии сумели бы страну сохранить! – и он опять захохотал. – А так ведь, пока мы врагу свою грудь подставляли, нас эта штатская шелупонь со спины подгрызла! Всяких политработников, кэгэбэшников, идеологов да лживых историков в стране было выше крыши, только все они по своей сути негодяями оказались! Либо изменники, либо матерые приспособленцы, которым ни народ, ни страна не дороги! Жаль, что Сталина никак не вернуть! Таких людей до него в истории не бывало, не бывает и теперь уже ясно, и не будет! Умный, решительный, совестливый, справедливый и еще аскет к тому же!
– Ты шутишь? Какой, к черту, Сталин? Мы до сих пор пожинаем его кровавую мудрость!
Впервые с начала разговора Анатолий осёкся и пристально всмотрелся в лицо товарища, насколько это возможно через скайп. Потом с удивленным сочувствием и затаённой надеждой, будто не верил своим глазам, мало ли чего бывает, протянул:
– Ты что, Андрюха? Головой бился?
– С чего ты взял? – по инерции удивился Андрей Алексеевич. – Будто сам не знаешь, что творилось в гражданскую… да в тридцать седьмом?
– Точно, спятил! Наслушался или начитался всякой нелепой дряни! Сейчас пишущих тварей расплодилось, будь здоров! Потому и заразился! – уже уверенно заключил Анатолий. – Я и диагноз твой знаю: банальный троцкизм и исторически-политическое невежество! Отсюда и все метаморфозы твоего детского сознания! – и снова захохотал, что свидетельствовало о не очень опасном, с его точки зрения, течении болезни у товарища. – Ладно! Вылечим мы тебя, дай только срок, а то буржуйский жирок тебе душу толстым слоем обволок! Ладно уж, расскажи о годах своего существования, которые превратили тебя в матерого троцкиста! – захохотал Анатолий, видимо, прощая заблуждения товарища.
– Очень смешно! Ты всегда у нас считался выдающимся! И о себе всё рассказал, и меня заодно по полочкам разложил! Молодец!
– Да не обижайся, Андрюха! Из-за мощного инсульта у меня голова давно не в порядке! Одноканальная! Да и тормоза не держат! Могу ляпнуть такое, о чем потом жалею! Смутное нынче время! Оно меня на борьбу за праведное дело зовёт! И хватит обо мне… У тебя-то жизнь военная как прошла? – смеясь от переполнявшей его радости, вызванной встречей со старым товарищем, всё выспрашивал Анатолий.
– Да что там… Всё стандартно получилось… Только в академию, в отличие от тебя, я вырвался командиром стартовой батареи. Правда, с аттестацией на выдвижение, конечно… Ну, ты сам знаешь эти проблемы поступления! Потом была Белоруссия, после нее три годика в ГДР служил. На пенсион ушел командиром дивизиона. Как понимаешь, подполковником, но никому больше не нужным. Жена, двое детей… Ни квартиры, ни перспективы… Страна рухнула. Молодой мужик, вполне здоровый, а с дороги сброшен! Моя мать нас всех и приютила, да и кормила она же! Хоть в петлю от беспомощности… Долго я маялся, но неожиданно повезло – взяли в небольшую шведскую компанию… Теперь медицинское оборудование в нашей стране продаю. Деньги появились, жизнь наладилась, квартиру купил, в Европе часто бываю, полмира с женой объездили. Больше всего Великобритания нравится, но лишь внешне, а вглубь-то ее так просто не изучишь! В последнее время вроде и у нас порядки стали человеческий вид принимать! Теперь, конечно, не социализм, трижды воспетый, будь он неладен! Его в последние годы народ проклинал, на чем свет! Сколько жизней запорол! Ведь как было? Что ни делай, а ничего не добьешься, никуда не пробьешься! Даже если деньги есть, всё равно купить нечего! Одна пропаганда! Мол, всё у нас самое лучшее, даже слоны! А где они? Одни съезды КПСС в памяти и остались! Лишь их-то и не разворовали, потому, видимо, что пронумерованными да никому ненужными оказались!