Последняя фамилия воскресила в памяти другой случай. Баймухаметов, сокол казахских степей, был мастером своего дела. После того, как Андрей Алексеевич обучил его, молодого солдатика, бед отделению он не приносил, делал всё обстоятельно, безошибочно и быстро. А вчера сам себя превзошел… Впрочем, подумал Андрей Алексеевич, так и должно быть!
А было так! Когда пусковая установка с марша, экономя секунды, влетела в отрытый для нее саперами окоп-укрытие, без задержки началась перегрузка очередной ракеты «на себя». Тогда и выяснилось, что справа не хватает пространства, чтобы распахнуть дверцы дизель-электрического агрегата, без запуска которого пусковая работать не может. Причина оказалась банальной – не позволяла глыба несрезанного грунта, почти вплотную прижавшаяся к пусковой установке. Ефрейтор оценил обстановку мгновенно! Через узкую щель он как-то втиснулся в отсек дизель-электрического агрегата, запустил его, а далее, чтобы все-таки открыть дверцы, как положено по инструкции, стал ногтями и ладонями отрывать и отбрасывать слежавшийся веками грунт. Никто и не заметил столь ожесточенной и самоотверженной борьбы, поскольку задержки в подаче электропитания не произошло, но после выполнения задачи, прежде чем в составе батареи убыть с технической позиции, Андрей Алексеевич привычно обежал пусковую установку. Тогда и обнаружил результаты странных «раскопок». «Неужели руками?» – изумился он.
– Покажи ладони! – приказал Баймухаметову Андрей Алексеевич, заглянув с подножки в его рубку. – Всё ясно! – подвел он итоги, одобрительно улыбаясь ефрейтору. – Ты у нас не только орел, но и крот, как оказалось! Молодец! Скажешь сапёрам при случае спасибо за то, что ширину укрытия не выдержали!
«Вот ещё один подвиг моих орлов! – подумалось тогда Андрею Алексеевичу. – Надо бы его в воспитательных целях отделению поумнее преподнести».
Вспомнив тот эпизод, Андрей Алексеевич улыбнулся: «Ох и молодцами же были многие наши солдатики, вчерашние зеленые мальчишки! На поверку многие из них вообще героями оказывались, хотя в обычной обстановке это не проявлялось! Иной раз дурачились без меры, и не слушались с первого раза, придумывали всякую ерунду, даже раздражали… Да мало ли бывало! Но стоило им доверить настоящее мужское дело, преображались, подлинными героями становились! Я же, теперь за себя стыдно, часто не отдавал им должного! Следовало куда чаще их хвалить и поощрять. Они того явно заслуживали! А мне казалось, будто с их стороны так и должно быть, и никакой это не подвиг!»
Глава 4
Сейчас, залежавшись с закрытыми глазами в постели, Андрей Алексеевич до мелких деталей вспомнил далекое прошлое, вспомнил те давние тактические учения с присущей им борьбой измученных, но несдающихся людей за секунды, с трудом втискивающиеся во временные нормативы, и за угловые секунды, определяющие точность наведения ракет.
Живительный бальзам собственной доблести и гордости от причастности к большому и важному для страны делу и сейчас обжигающе циркулировал по артериям и венам. Он опять прочувствовал не только те непомерные трудности, но и еще что-то, наполнившее его душу удивительным теплом.
«Ведь это и есть счастье!» – решил Андрей Алексеевич и уже с тоской о нем, о навсегда утраченном, добавил вслух, – «Было счастье, да всё вышло… Денег теперь, куры не клюют, но счастья не осталось… Есть свобода перемещения, есть свобода приобретения, есть купленный покой, расслабленность и кажущаяся беззаботность, но нет прежнего удовлетворения жизнью, нет гордости за собственные достижения и дела.
Есть дутое уважение окружающих, но в действительности они уважают не меня, а мои деньги. Предстань я пред ними нищим, так в мою сторону и не поглядят… Эти проклятые деньги, давшие мне свободу, ее же и отняли! Повязали меня по рукам и ногам!