Руки. Мне нужны здоровые руки, чтобы раздавить этот проклятый клубок в могучей груди. И я рванул зубами грязные бинты с изуродованной Варином руки, открывая миру развороченную ладонь. Боль затмила разум, боль перетряхнула мир, когда я напряг непослушные пальцы. И стена в груди проклятого Рорка, дрогнув, подалась.
Шарг дернулся, оступился, сделал шаг назад, перейдя в глухую защиту. Глупец. Атакующий, яростный, презирающий врагов и отдающийся жажде битвы, он был почти неуязвим. Ушедший в защиту, встревоженный, ищущий угрозу, он растерял всю свою силу. Словно срезанный доспех рухнул барьер с его сердца, и огненный клубок вдребезги разбился о грудную клетку.
Капля боли отката растворилась в бездне боли, рвущей руку. Ноги подогнулись, зубы клацнули, в глазах на мгновение высекло искру, но следующий шарг выпал в окно, захватив с собой и настил мостков, и часть проема окна, зацепившись за него кровавыми ошметками кожаной куртки.
Радостный вопль наших солдат сотряс дом, когда тело Рорка рухнуло в огненное безумие внизу. Двое оставшихся в живых Рорка заорали так, словно это они сейчас поджаривались на углях, и прыгнули ко мне, упавшему на колени. Прыгнули только для того, чтобы грудью встретить граненые наконечники копий.
Копейщики спасли мне жизнь. Кто они? Из какой роты? Какая разница. Если покрывало боли все равно не пропускает деталей, не дает узнать лица. Спасибо, ребята. Я в долгу. Или они в долгу? Как мерить долг, когда выжить можно только вместе? Когда, или стоишь плечом к плечу, или лежишь грудой порубленных тел?
А потом пришлось подниматься на ноги, до скрипа стиснув зубы, опираясь на чье-то подставленное плечо. Идти к бойнице, дрожащими пальцами укладывать непослушный болт на ложе арбалета и искать среди десятков теней за окном очередную цель.
Ночь медленно отступала под натиском утра, большинство Рорка ушли вперед, к центру города, уже давно никто не перебирался через стену, а мы все еще держали этот дом, оттягивая часть сил захватчиков, ворвавшихся в город. Первые солнечные лучи осветили дымящиеся баррикады, трупы врагов и друзей, лежащие под окнами. Тех, кто пытался ворваться к нам по сорванной с соседней крыши лестнице, и тех солдат, что попали под стрелы, сбрасывая ее вниз. Тела шаргов, которые чудом смогли взобраться на высокую покатую крышу, чтобы через несколько мгновений рухнуть под ноги товарищам — двое копейщиков, выбравшись на чердак, успели перерубить державшие врагов веревки.
Еще дважды шарги прорывались на второй этаж, перебрасывая доски из соседнего окна, и дважды мостки падали вниз, на перерытую узкую улицу, на головы врагов. Где-то там осталось тело сержанта из роты Тона Фога, пытавшегося сдержать нападавших, но застреленного практически в упор.
Только утром Рорка смогли растащить завалы камней перед дверью, оставив на ступенях высокого крыльца ни одно бездыханное тело. С победными криками они ворвались на первый этаж нашего дома только для того, чтобы упереться в забитый проем выхода наверх.
Мы держались, вцепившись зубами в эти несколько десятков квадратных метров камня, тратя последние силы и теряя немногочисленных друзей. Уже давно закончились болты к арбалетам, почти не осталась стрел, заканчивались запасы булыжников, сложенных еще до штурма, — хороший удар камнем в голову оставляет врагу мало шансов дожить до победы. Не осталось воды, нужной не только для того, чтобы смочить пересохшее и жутко саднящее горло, но и чтобы не задохнуться в зловонном дыму.
Нас спасли не стойкость защитников, удивительная для этого мира, не надежность выбранных нами позиций. Даже не мои редкие, но не раз выручавшие нас попытки оборвать огненные нити вместе с жизнями врагов. В конце концов, я просто упал в углу рядом с самым опасным участком — полуразрушенным проемом окна. Сил подняться не было, последние крохи уходили на то, чтобы сжать сердце хотя бы еще одного Рорка.
Нам не могли помочь и солдаты Меченого, горланящие песни сорванными от крика голосами в одном из соседних домов. Нас спасли Рорка, внезапно бросившие бесплодные попытки взять наш бастион и двинувшиеся на север, по зову разорвавшего кровавый рассвет рога.
Отряд Алифи вошел в город через открытые шаргами северные ворота только на рассвете — на пепелище, в кровавую ловушку, забиравшую жизни и защитников, и захватчиков. Жизни спасителей это жуткое место стало забирать так же буднично, равнодушно и споро. Были рыцари Алифи — стали сухие статистические выкладки, цифры в отчетах о потерях. Валенхарру оказалось безразлично, чьей кровью поливать свои разбитые улицы.
Тун Хар смотрел на проклятую каменную дыру, которая проглотила его бойцов, его силу и его веру. Ночь ушла. Пламя, охватившее город, погасло. Но из окон все также сыпались стрелы. Многие дома приходилось брать с боем, и каждый такой дом уносил жизни его немногочисленных воинов. Каменные коробки, заваленные валунами, огрызающиеся острыми жалами. Каменные тиски на его шее.
Когда разведчики смогли открыть северные ворота, помощник Вождя повел последних воинов Клана Заката в бой. Всех, кто остался жив и был способен сидеть в седле, без исключения. Если они вырвут победу, будет кому вернуться к стреноженным заводным лошадям и собранным шатрам. А если они все шумной толпой встретят Демона Ту, то какая разница, что станет с лошадьми, тряпками и котлами?
Неспешно всадники въезжали в проем ворот. Когда под первыми обвалился настил, и они рухнули в яму, остальные были готовы. И так же шагом, осторожно двинулись под летящими стрелами по узкой границе между дырой в земле и каменными завалами вокруг. Воинов Клана Заката не испугать смертью.
А потом оказалось, что на разрытых, усыпанных камнями и завалами, утыканных кольями узких улицах любимый конь — не помощник, не верный друг и спутник, а обуза. Угроза, что опаснее летящих стрел или падающих из окон болтов. И шарги отпускали стремена, спрыгивали на землю, жертвуя другом ради поставленной цели. Месть не всегда бывает легкой, а враги не всегда покорно склоняют головы и обнажают шеи. В этот раз ничтожные, словно крысы, попрятались по углам и щелям, били в спины, огрызались и исчезали в заколоченных оконных проемах. Как определить, из какого окна вылетела стрела, пробившая горло воина, еще мгновение назад кравшегося рядом с тобой? Из какой щели вырвется та стрела, что пробьет горло тебе?
Все-таки атаковать город ночью было ошибкой. Огонь, плещущий и разбрасывавший отблески вдоль улиц, делал любые попытки идти скрытно почти безнадежными — мечущиеся по земле и стенам домов тени выдавали местоположение. Вторые этажи каменных зданий окутывала темнота — несколько горящих крыш не могли разогнать ночь и открыть взору фигуры убийц с луками. Выбить же их, даже обнаружив, оказалось непросто. Десятки человек, вытащенных из домов, брыкающихся и визжащих, зарубленных прямо на порогах, не могли изменить общего положения — ничтожным нечего было терять, а у его воинов еще не выросли крылья.
Свет утра несколько уравнял шансы, но бои продолжились так же ожесточенно и яростно. Нет, надо выводить бойцов из этой клетки, собирать вместе и, начиная от распахнутых ворот, жечь каждый дом, по очереди, по одному. Выкуривать крыс медленно, раз выбить быстро не получилось.
Когда в северные ворота стали въезжать первые Алифи, Тун Хар с несколькими сотнями Рорка был там же. И звук рога скрасил агонию умирающего города, собирая бойцов Клана Заката на новую схватку.
— У меня для Вас хорошие вести, милорд, — барр Геррик был, как всегда, улыбчив и вежлив.
Утро они встретили в небольшой, недавно возведенной крепости, наглухо перекрывающей дорогу из Куарана на Лаорисс. Камни кладки еще не позеленели от времени, не обветрились и не заросли мхом, внутренние помещения радовали глаз свежей краской и новой мебелью. Небольшой форт — не чета могучим укреплениям Иллиона или Маинваллира, но и задачи перед ним стояли другие. Не остановить — задержать, не победить врага, а вымотать его. И таких крепостей только за последние двое суток они проехали три. Владыка Лаоры тщательно готовилась к войне и ждала угрозы не только с юга.
Старый Алифи полулежал в мягком удобном кресле, чего старался не делать долгие годы. Мягкие спинки хороши для тела, но плохо сказываются на способности думать. Вот только жестких сидений его искалеченное тело уже не примет. А значит, нужно принимать то, что дарит судьба, потому что игра еще не сыграна, потому что еще есть крохи силы и есть те, ради которых стоит ее истратить. Да и просто потому, что он за долгие годы так и не научился сдаваться на милость других.