Спинка стула окончательно треснула в руках Глыбы, но он не ответил.
— Этот любитель рабов должен жить, чтобы у нас оставался шанс. И еще. Если ты очень хочешь, я уйду. Прямо сейчас выйду через северные ворота, и мы больше никогда не встретимся. Я тебе клянусь, что даже не обернусь на прощание. И все будет как раньше. Свет. Высшие. Долг. Все станет просто и понятно. Только скажи, командир.
— Какой к демонам я тебе командир? Когда ты слушал приказы? И когда подчинялся в последний раз? Ты сам по себе, мы сами по себе — так было и есть сейчас, так что не парь мне мозги, Мор. А уйти я тебе не дам, слишком поздно. С тобой кашу варили, с тобой и жевать ее будем. Людям будет нужна твоя помощь, а заменить тебя уже некем.
И никто не спросил, нужна ли помощь мне. А если бы и спросил, то не услышал бы ответа. Я и так помню, что не заслужил помощи.
— Вот и хорошо, командир. А Тони должен жить, он нам еще понадобится, причем невредимым. Извини, если у тебя на него были планы.
А потом, развернувшись к хмурому и тихому Тону Фогу, глядя прямо в спокойные глаза капитана:
— Спасибо.
— За что?
— За шанс дойти до конца…
Глава 12. День восемьдесят седьмой. Неделя воспоминаний
Раскатывать губы проще, чем гнуть извилины.
В городе почти не осталось домов, пригодных для проживания. Многие мы разобрали сами на бревна и камни, когда готовились к штурму. Часть строений обрушил огонь, бушевавший на городских улицах памятной ночью. Дома, выбранные нами для обороны, выдержали не одну атаку, и тоже представляли собой довольно жалкое зрелище. Немногие оставшиеся стояли с обгоревшими стенами, выбитыми дверями и окнами, с несмываемыми пятнами крови и копоти. Население городка сжалось до нескольких сотен, но и их размещать было практически негде.
Городская стена, выдержавшая огненное безумие, почернела по всему периметру, кладка покосилась, местами поплыла и обвалилась, кого она могла остановить в таком состоянии — риторический вопрос. Никого. Стену даже восстанавливать бессмысленно, ее просто наново отстраивать нужно. Но не сейчас, это задача для иных поколений и иных времен. В данный момент славный город Валенхарр превратился в призрак, и жить в нем стало невозможно. К сожалению, уходить из него нам было некуда.
Куда идти? На север к заставе Высших, что охраняла переправу через многоводную Аюр? К заставе, выславшей нам помощь и подарившей надежду, пусть и для немногих оставшихся в живых защитников? К оскорбленным, ограбленным и вынужденным подчиниться нам спасителям? Не сомневаюсь, ждали нас с распростертыми объятиями и гостеприимно распахнутыми казематами. Никто не сомневался, что теперь путь на север закрыт. А другого пути и не было никогда, потому что вокруг — Рорка, которые посадят нас не в казематы, а на острые колья. Еще и пляски устроят под крики и вопли ничтожных.
Поэтому обустраивались на развалинах Валенхарра, благо, хотя бы с едой вопрос решился — конины было вдосталь. Местных жителей сразу отправили вялить мясо и делать запасы, это в любом случае лучше, чем тихо горевать или выть, глядя на остатки своей разбитой вдребезги судьбы. Погода тоже радовала, поздняя осень могла принести и первые морозы, и проливные дожди, но было прохладно и вполне себе сухо, видимо, всю порцию осадков, отведенную на нашу долю, мы выбрали еще в походе.
Радости от того, что остался жив, почему-то не было — слишком много смертей и страданий вокруг. Руки горожан опускались при виде объема предстоящих работ — возвращение Валенхарра к жизни представлялось непосильной задачей. Но что-то делать было нужно в любом случае.
Для начала разобрали завал из тел Рорка и их лошадей возле западных ворот. Раздувшиеся трупы просто побросали в остатки рвов за стеной и закопали, а на ворота, наконец-то, навесили сорванные еще в день нашего появления здесь створки. Старые деревянные полотна выглядели нелепо на черной, обугленной стене. Ни солидности, ни безопасности они не добавляли, но пусть будут. В кои-то веки обшарпанная, пузырящаяся краской древесина выглядела почти нарядной.
Выжившие охотники и солдаты Логора сделали рейд за стену. Сотни стреноженных лошадей, покинутых шатров с походной утварью — не самая плохая добыча. Сейчас могло пригодиться все, а в будущем — тем более. Раз у нас нет возможности опереться на плечи старших товарищей, придется опираться на собственные ноги. Хилые, кривые, с плоскостопием — но свои.
Убив двоих переживших бой лаорских рыцарей, я отрезал пути отступления не только себе, но и всем этим людям, что теперь мучаются рядом. Теперь ни у кого из них не осталось иной дороги в жизни, кроме как научиться жить самим. Потому что ни мне, ни им случившегося не простят. Мне — того, что убил, унизил, угрожал, шантажировал, ограбил, просто потому, что непонятный урод. Остальным — того, что поддержали меня, не скрутили и не привели оскорбленным Алифи в кандалах, униженно вымаливающим прощения. Нам всем не осталось места в этом мире. И не осталось никого, кто мог бы нас защитить.
Говорят, миром вокруг правят идеи, а своей судьбой управляют герои. Судя по тому, что я успел увидеть, этот мир отчаянно нуждался в новых идеях, вот только героев становилось все меньше. Идей у меня самого еще с детства было достаточно, но из меня, к сожалению, получился плохой герой. Они не терзаются сомнениями, их не подкашивают невзгоды и не сгибают потери.
Я ходил тенью по развалинам города, и мне не становилось легче. Смотрел, как Логор и Тон Фог пытаются сделать хоть что-то, чтобы наладить быт горожан, и не появлялось ни малейшего желания помочь. Сначала растворилась горячка боя, спал адреналин и куда-то исчезла ярость. Потом меня покинула, казалось бы, пришедшая навечно злость. Потом решимость. А потом стало рассеиваться и само желание отомстить. Осталась только пустота. В сердце. В душе. Во взгляде. Пустая обертка, в которую забыли положить конфету.
День тянулся слишком долго, заполненный бесконечными заботами. Только вечером я, уставший и подавленный, добрался до отведенной мне комнаты — стылой и до боли чужой. Постоял на пороге, а потом развернулся и пошел к Меченому. Лучник начал пьянку давно, сидя один в компании нескольких бутылок и большого куска плесневелого сыра вместо закуски. Он медленно и упорно накачивал себя алкоголем. К моменту моего появления язык его уже сильно заплетался, но руки все так же уверенно держали бутыль, а глаза смотрели на меня трезвым как стекло взглядом.
— Будешь?
И я плюнул на все. На свои же принципы — никогда не заливать проблемы водкой. На мнение окружающих, хотя оно и раньше-то меня не сильно трогало. На то, что кому-то может понадобиться моя помощь, плюнул тоже.
— Буду, — просто ответил я, пододвинув к небольшому самодельному столу такой же неказистый табурет. — Кружка где?
На двоих и напиваться проще, и мы устроили с капитаном пьянку. Вот интересно, в бою сгорело многое, но запасы вина и самогона почти не пострадали — умеют люди прятать то, что им действительно дорого. Пили вечер, потом ночь, пили ли утром — уже не помню. Что-то говорили, что-то обсуждали, и понятливое время снова ускорило свой бег. На второй день пили от тяжелого похмелья, потом пили за то, чтобы не сдохнуть от похмелья на следующий день. К вечеру второго дня к нам зашел Глыба и сел пить с нами. И только ближе к утру, тоже конкретно надравшись, он громко и предельно доходчиво объяснил, что думает об алкоголиках независимо от причины. Наверное, это должно было выглядеть грозно, только тогда это казалось скорее весело. Отсмеявшись, командир взял еще недопитую бутыль и просто выбросил в окно. А потом еще непочатую, после чего посмотрел на побагровевшего Меченого и предупредил: