На пятый день утром, Тангир не повел меня сразу в читальню, а задержался в моей комнатушке. Надо признаться, что наши разговоры ограничивались несколькими словами, скорее даже инструкциями, иногда вопросами с той или иной стороны. Например, где постирать и посушить разукрашенные овощами штаны.
— Мор, я могу задать вопрос?
— Задать вопрос ты всяко можешь. Но только один. Поскольку сказано в заветах, что «даже с согласия не более одного вопроса, ибо слаб человек и трудна дорога к истине…» — Никакого негатива по отношению к этому человеку я не чувствовал. Но и в его расположении не нуждался.
Тангир побледнел, зыркнул на меня своими глазами и заявил.
— Ты смеешь сравнивать себя с благословенным народом? За такие мысли положены плети. И это на первый раз.
Плети — это уже разнообразие.
— Да что ты говоришь? Плети? Пошли, покажешь! — и я вцепившись в его рукав потянулся на выход. После всего прошедшего, плети были не слишком актуальны. Правда, не верил я в такое развитие событий.
— Ты думаешь, мне нравится ходить тут за тобой, в уборную водить? Ты что, считаешь это мечта у меня такая? — впервые на моей памяти Тангир повысил голос. Кипятится, значит.
— Я сказал — один вопрос. А ты мне их сколько задал? И вообще, сказал на плети — веди на плети.
Тангир заиграл желваками, уставился мне в лицо, но сдержался.
— На счет плетей я тебя предупредил. Сравнивать себя с ними — сначала плети, а при случае и каторжные работы. Но сейчас меня другое интересует. С чем связан твой отказ от еды? Есть проблемы?
В искренность интереса, проявленного только на пятый день, я не верю. Он прекрасно видел, куда я уходил после занятий, сам закрывал за мной засов на ночь, и вообще в его осведомленности я не сомневался. А чувствовал я себя вполне неплохо, с учетом отсутствия физических нагрузок и минимума нагрузок умственных, поскольку воспринимал входящую информацию краем уха, даже не пытаясь, в большинстве случаев, ее осмыслить.
— Отказ от еды, Тангир, обусловлен двумя причинами. Одна связана с обучением, а другая с проживанием. Какая из них тебя интересует? — происходящее меня не сильно забавляло, Тангир по сравнению с благословенным лектором казался не столь привлекательным объектом для насмешек, но уж такова натура. Не люблю неискренних людей.
— Мне были бы интересны обе, может быть я смог бы тебе даже помочь.
— Помочь — это хорошо, — я задумчиво почесал в этот раз выбритый подбородок. Бриться без зеркала опасной бритвой не так сложно умеючи. Я не умел, за что и страдал, но активно накапливал опыт. Потому как борода у местного меня была какой-то повышенной колючести и чесучести. — Только понимаешь, открыть тебе обе причины я не могу. При всем моем желании и к тебе, мой друг, уважении. Потому как две причины это в любом случае два вопроса. — я сознательно не отвел взгляд. — поэтому назову одну. Понимаешь, повар ваш меня отравить задумал. Или топор на меня уронить. Так вот я лучше сам сдохну, но этому уроду удовольствия не доставлю. Не доверяю я ему.
— Ты что, совсем больной? Сухарь, конечно, не подарок, но за двадцать лет, что он тут работает, никого не отравил, да и топором прибить не прибьет.
— Ты спросил — я ответил, кто хотел услышать — услышал. Пока этот сухарь мне кашу накладывать будет, я есть не буду. Хоть сам становись да накладывай, но только так, чтобы я видел. А если я от голода умирать стану, только ты виноват будешь. Потому что перед смертью я тому толстому охламону в кресле скажу, что это ты мне ядом в каше угрожал, — и не глядя на изумленного Тангира, я вышел в коридор.