Я шел вперед, не разбирая дороги и не поднимая взгляд. Брел и кричал холодному ветру, пользуясь тем, что некому обернуться. Триста шагов до перегородивших улицу развалин, что заставят остановиться и повернуть назад. Триста шагов горечи и отчаяния…
Глава 4
Помогать надо сильн ым, слабые должны заботиться о себе сами.
Барр Геррик ходил по кругу. Шатер не давал простора и приходилось укорачивать шаг, но даже такое движение успокаивало. Слишком много мрачных мыслей и одиночества. Пожалуй, впервые за долгие годы лаорец пожалел, что не с кем посоветоваться. Тот, кто рвется к настоящей власти, не должен искать советов — это понятно, вот только иногда… Геррик покачал головой и, сжав зубы, стал массировать перебинтованную руку. Все-таки лезть под поток силы — не самое безопасное для здоровья решение. Это хорошо, что из нынешнего Энгелара маг, как из драной кошки — ловчий леопард, и все же, и все же… Рисковать было нельзя, но пришлось.
Что теперь делать? Этот старый осел едва не расстался с жизнью по своей безумной прихоти, и, казалось бы, пусть бы отправлялся к себе за горизонт, там давно уже ему отдельное облако приготовили. К сожалению, на кону не только жизнь Энгелара, на кону все: планы, надежды, мечты. Если Хрустальный Родник погибнет раньше времени, придется делать всё то же самое — идти навстречу Рорка и сражаться, война на истребление не даст отсидеться в стороне. Вот только сейчас на кону трон Владыки, а без Энгелара останется бороться только за собственную жизнь. Нет, умереть Родник не должен.
Хуже всего, что скрыть произошедшее не удалось. Куаранцы уже предъявили требования допустить их к Владыке, и попробуй теперь откажи. Можно, конечно, попросту удавить неудобных союзничков, но при их подготовке… Да и не выбрасывают острый меч перед боем. Вот после боя — другое дело. Надо терпеть, хотя это и сложно делать, наглеть бабочки стали в последнее время.
Вдобавок, двух часовых, охранявших так и не пришедшего в себя Владыку, ночью кто-то зарезал. Хотя, почему кто-то? В том, что это работа Карающих Энгелара, Геррик не сомневался. Только что им предъявишь? На одинаково узких ранах не написаны имена убийц. Теперь Хрустального Родника будут охранять десять часовых, но решает ли это проблемы? Нет, не решает.
Что теперь делать? Двигаться вперед или поворачивать назад? Повернуть назад несложно, но так нельзя рассчитывать на победу. И на трон взойти, постоянно пятясь назад, не выйдет. Вперед идти? С полутрупом, всей жизни в котором вдох да выдох? Зачем он нужен в таком состоянии? Нужны были его власть, его имя и влияние, его способность убеждать и отдавать приказы. Вот только какие приказы может отдать полутруп? Да и ползти навстречу Рорка так, как ползли раньше, попросту опасно — у Куарана, конечно, толстые стены, но их защищает слишком мало воинов. Если совсем не торопиться, то можно и не успеть.
Если… Если… Если…
Барр Геррик был недоволен, и это выводило его из себя. Чувство неудовлетворенности — худшее чувство. Оно бессмысленно точит силы и заставляет сомневаться, а сомнения мешают получать удовольствие от того, что ты делаешь. Ощущать, как мир меняется благодаря твоей воле, твоей интриге, твоему желанию. Как всё, что ты задумал, превращается из смутной идеи в реальность. Быть творцом и вершителем судеб. Жить. Это важнее всего — Жить. Процеживать окружающий мир тонкими струйками через соты своей души.
Барр Геррик мерял шагами узкое пространство походного шатра и пытался понять, в какой момент близкая победа сначала превратилась в рутину, а потом — и вовсе в тяжелую ношу. Ведь всё просчитано, соизмерено, и риски были понятны и допустимы. Энгелар мог умереть в пути? Да. Отряды Итланы могли не выполнить приказ или не суметь прорвать осаду Маинваллира? Снова — да. Куаран мог не выстоять и пасть, так и не дождавшись помощи? Конечно. Но к этому советник владыки Лаоры был готов — в конце концов, что за игра без риска? К тому же Хрустальный Родник любил жизнь, Итлана — отца, а куаранцы — свободу.
Тогда почему сердце сжало предчувствие необратимо уходящего времени? Дни падали в омут вечности друг за другом — «сегодня» вслед за «вчера», как «завтра» рухнет туда вслед за «сегодня». И снова ничего не изменится. Отряды воинов Лаоры все так же будут ползти по Беллорскому тракту, не смея ускориться, а Энгелар — тихо умирать, прикованный к походной постели. А где-то далеко на севере вершились судьбы мира и происходили события, на которые барр Геррик не мог повлиять. Хотел, но не мог.
Бравин стоял, кутаясь в холодный походный плащ. Пронизывающий северный ветер рвал полы одежды и выбивал слезы из глаз. Мешал смотреть и словно принуждал вернуться.
— Нужно было теплее одеться, — просипел Малый.
— Предлагаешь пойти обратно?
Конечно, можно развернуть лошадей, чтобы попробовать найти в этом белом мареве Ллакура — он, скорее всего, уже прикопал преследователей толстым слоем перепревшей листвы и уходил обратно в лагерь лаорцев. Вот только каков в этом смысл? У старшего Карающих сейчас своя задача.
— Предлагаю дружно заткнуться и поберечь здоровье, — никакого пиетета перед Мастером Карающий не испытывал. Впрочем, ничего странного — столько времени рядом. — Поехали, если не передумал.
Не передумал. И пусть рядом почти никого — не страшно. Двое — тоже сила. И пусть то, что они собрались делать, не очевидно, а, возможно, и попросту бессмысленно — не страшно. Это лучше, чем не делать ничего. Потому что в последние дни барр Бравин, Мастер заклинаний и верный сын Куарана слишком остро чувствовал, как надежды растворяются в пелене чужих решений и поступков.
— Зачем ты меня, вызвал? — Не в традициях Тхонга преклонять колени или расхваливать правителей. Властители приходят и уходят, оставляя после себя лишь короткие воспоминания, а этого и помнить никто не будет. Шелуха, а не правитель.
Таррен-Па зло скривил губы, даже не пытаясь скрыть эмоции. Зачем, если они знали друг друга слишком долго, чтобы прятать очевидное.
Правитель, свободно раскинувшийся в широком, богато расписанном на восточный манер кресле, весело взглянул на работорговца, чем еще больше вывел того из себя. Таррен привык, что его уважали, опасались, но никак не насмехались. Осмелел бывший приятель, вдоволь напившись власти.
— Старина, ты все-таки решил зайти ко мне? Соскучился, небось? Нет? А я тебя вспоминал вчера. Понимаешь, Тарри, мне уборщик нужен — люди даже мусор собрать нормально не могут. Вот ты бы и собирал. А? Как тебе предложение?
Таррен побелел — плюнуть бы на все да всадить в брюхо этого забавляющегося урода поллоктя хорошей стали… Нельзя. Рано пока умирать. Не время.
— Как-нибудь в другой раз.
— Не будет никакого другого раза, Тарри, потом я не предложу тебе и этого, — Правитель внезапно нахмурился. — Мне донесли, ты начал рабов покупать? Всю жизнь продавал, а тут скупкой занялся? Совсем свихнулся?
Таррен напрягся. Нельзя, ни в коем случае нельзя, чтобы кто-то заподозрил, чтобы начал следить или мешать. Любые помехи — это впустую потраченное время и деньги, а ни того, ни другого нет. Скоро аукцион и рисковать нельзя.
— Я пытаюсь сделать хоть что-то, или ты предлагаешь мне просто сидеть и смотреть, как другие будут пытаться занять мое место в Совете? Ты же знаешь, гильдия торговцев людьми распалась, трое из пяти уже в бегах, остались только я да старый Коши, тот тоже пытается …
— Коши — дурак, и на его попытки спасти свою мелкую торговлю мне плевать, а вот ты, Таррен, дураком никогда не был. Понимаешь, о чем я? — Правитель пнул раба-подростка, съежившегося у ног, и отослал жестом прочь. — Здесь не осталась свидетелей, Тарри, только ты и я. Я хочу знать, зачем тебе рабы. Что ты задумал?
— Ничего. Я попробую их придержать, чтобы перепродать с наваром позже.