Мы все-таки смогли вырваться с территорий, где разгуливали ловчие отряды Тхонга. Пройдет немного времени, и сами горы, за которыми стоял Толакан, перестанут виднеться на горизонте. Еще дней пять-шесть, и придется отчитываться Глыбе о достигнутых результатах. Стало горько. Каких результатах? Из тех, кто вместе со мной вышел из развалин крепости Валена и двинулся на юг, осталось чуть больше половины. Большую часть того, что везли на обмен, мы потеряли в безумных скачках или отдали Рорка в обмен на пленных. Сами пленные… Большинство из них затерялась в предгорьях Толакана, и я не верил, что они найдут дорогу. Тех же, кого мы с Меченым все-таки нашли, догнали или встретили по пути, едва хватало на то, чтобы восполнить потери отряда. Но погибли-то воины. А пришли бывшие рабы — кузнецы, плотники, крестьяне, прачки да потаскухи. Хороший размен.
— Дальше? — я переспросил, не собираясь отвечать на вопрос. Не в этот раз. — Понимаешь, капитан, у нас почти не было шансов вернуться. Будем честными, мы все должны были там остаться, в этих горах. А мы с тобой здесь, причем не одни. Так что, считай, хорошо сходили.
— Так разве я спорю? — похоже, Меченый искренне удивился. — Отлично сходили. Я такого борова завалил, что Глыбе и не снилось. И зубищи каких-то тварей с него снял. Теперь продам и заживу.
Капитан сплюнул.
— Крокодил.
— Что?
— Крокодил. Тварь, зуб которой ты, капитан, себе на шею повесил. По крайней мере, мне так кажется. На юге живут, — разговаривать о смертях и потерях не хотелось, да если честно, и надоело за последние пару месяцев, а вот о животных я бы поговорил. Или о природе. Или просто о чем-нибудь, кроме войны.
— Еще южнее?
— Намного. Там очень жарко. И такие же люди ходят, только с черной кожей.
— Дурило ты, Обезьяна Мор, — Меченый насмешливо покачал головой. — Нет там никаких людей. Ни белых, ни синих, ни черных. Если этот урод там зубы с твоих крокодилов выковыривал, то людей там точно больше нет.
Вот так, поговорили, значит, о природе…
Глава 3
Жалуешься, что по уши в дерьме? Радуйся, что плешь чистая.
Мягкие хлопья снега торопливо ложились на волосы, лица, плечи и тут же таяли, испуганно превращаясь в холодные капли. Я смотрел на затянутое покрывалом метели небо и ловил себя на странной мысли — не верю. Этому ненастоящему небу — не может одновременно стелить снег и светить солнце, почему-то не разгоняющее белое марево. Этому ненастоящему снегу — не может он падать хлопьями и стремительно превращаться в грязь под ногами. Я соскучился по родным снеговикам с тонкими ручками-ветками, по белым крепостям и мелким ребятишкам, штурмующим снежные цитадели. По шутейным войнам, где поражение — всего лишь снег за воротником, а не внутренности под ногами.
Местный снег не приносил умиротворения или спокойствия, он всего лишь делал видимость хуже, а людей еще злее — быстро мокнущая одежда не лучший спутник хорошего настроения. Так и получалось, что по мере приближения к Валенхарру люди вместо того, чтобы приободриться, впадали в еще большее уныние. Меченый попробовал затянуть песню, его лучники подхватили простые слова, но над холмами поплыли не лихие раскаты казачьего хора, а нестройный испуганный шепот. Ненастоящий снег давил на плечи, падал на лица и стекал по изможденным щекам ручьями ненастоящих слез. Или настоящих? Испуганные взгляды постоянно озирающихся рабов не давали забыть, кто мы и, главное, где — на узкой дороге из одного ада в другой.
Город встречал нас черными полями, так и не выветрившимся полностью запахом пепла и гробовой тишиной. Песня оборвалась, так и не дотянув до последнего куплета, — трудно петь поеживаясь. Обугленные кости, перемешанные с грязью под ногами, — все, что осталось от тех Рорка, что сгорели на подступах к городским стенам. Небрежно набросанные кучи белых костей — останки шаргов, погибших внутри городской черты. Их было некому хоронить, а может, и незачем, их попросту вывезли и выбросали, словно прошлогоднюю листву. Птицы и грызуны уже давно очистили их от остатков гниющей плоти, оставив нетронутыми только кости. Берцовые. Тазобедренные. Лучевые. Всякие.
— А черепа где? — я недоуменно осматривал очередную груду останков, пытаясь найти искомые части тел. Скорее из научно-исследовательских, практически антропологических интересов, нежели из простого любопытства.
— Как где? — Меченый непонимающе уставился на меня. — Думаю, там, где и раньше.
Выверт его логики мне показался не очень понятным, и пришлось на всякий случай уточнить.
— Капитан, насколько я понимаю, раньше они были на плечах. А теперь — плечи здесь, а голов нет.
— Не могли же они сами с кольев посниматься да сюда в кучки пристроиться? — он смотрел на меня почти весело. — Так что искать их будем там, где оставили — вдоль дороги на север. Забыл, что ли?
Забыл? Может, и забыл. А может, и не знал — дни сразу после боя мне помнились достаточно смутно.
— Ага. А зачем они там?
Меченый почесал давно не бритую щетину, ругнулся вполголоса, а потом мне тихо пробормотал.
— Ты меня не пугай. Если у меня умишко за горизонт побежит, то ничего, трое- не факт, но пятеро удержат. А тебя кто держать рискнет? Сумасшедшего магика мне на мою старую лысину не хватало.
— Чего-то я тебя не сильно понимаю, капитан.
— А что понимать, если ты сам это предложил?
Похоже, мы начинали играть в загадки, причем по правилам мне совершенно не понятным. Чего я там предложил-то? И когда успел? Я почувствовал, как в глазах плывет. Провал памяти? Лихорадочно перебирал не такие уж и давние события. Бой. Алифи. Ритуал прощания и вазы с пеплом. Пьянка с Меченым. Стоп. Может, тогда что сболтнул?
— Ладно тебе подначивать, лучше напомни, что я предложил. Серьезно, ничего не помню.
Меченый пристально посмотрел, покачал головой, но ответил:
— На колья головы Рорка насадить и вдоль дороги к Аюр расставить. Чтоб, значит, «если пойдут силы Света нас убивать, то почтением и пониманием прониклись», — он деланно продекламировал чьи-то напыщенные слова. Это что? Я так на самом деле разговариваю? Меченый снова ухмыльнулся. — Бред, само собой, больно надо лаорцам то почтение, но Глыба поддержал, так что не найдешь ты тут черепов, не ищи.
Ну, не ищи, так не ищи. Тем более, что старые, обветшалые ворота и черные, как уголь костра, стены города были уже близко, правда, никто не спешил их открывать и спешить нам навстречу. Повымерли они там, что ли? Или так непогоды испугались? Учитывая то, как мы расстались с офицерами Алифи, пришедшими на свою беду нам на помощь, могло случиться что угодно.
— Что-то тихо, — Меченый, словно читая мои мысли, тоже внимательно осматривал тонущую в белой пелене городскую стену. Ни малейшего движения, ни случайной головы — пусто. — Странно все.
Он подал знак и отряд остановился. Каков в этом смысл, учитывая, что прятаться все равно было поздно, не знаю. Мы стояли как на ладони, даже в такую погоду не заметить нас было сложно. Но, с другой стороны, кто здесь офицер со стажем? Ему видней. Так что никто не оспорил, не задал вопрос. Остановились. Стреножили лошадей прямо на дороге, за несколько сот шагов до ворот.
— Значит так, Мышок, отведи людей назад, до поворота, и жди нас. Мы с Мором пройдем вперед, глянем, что да как. Если до вечера не вернемся, в город не заходи, уводи отряд в леса. Все понял?
Мыш хмуро оглянулся на меня, но возражать не стал, только пожал плечами. После падения с лошади лучник изрядно хромал, кособочился и во сне то и дело стонал. Ему бы к доктору, а не отрядом командовать. Но что ты сделаешь, если положиться больше толком-то и не на кого. А Мышок хоть и не слишком опытный, но, по крайней мере, понятливый и надежный. А что побит малость, так и остальные далеко не корнишоны, вот на том свете к врачу и сходим.