Последняя в списке, она нарочно явилась позже, чтобы не торчать перед закрытой дверью и не заражаться общим напряжением. В гардеробе среди мокрых курток столкнулась с Костей, и тот вдруг взял ее за руку выше локтя и удержал:
– Послушай…
– Все нормально, – Сашка натянуто улыбнулась. Посмотрела на его ладонь на своем рукаве. Костя смутился и отпустил ее руку:
– Он сегодня добрее обычного. Никого пока не зарезал… Удачи, слышишь?!
И вот – она переступила порог аудитории, где не бывала три месяца. За окном стемнело, завывал ветер, и снежинки клевались в окно, будто птицы Альфреда Хичкока.
– Ну что же, Самохина, – раздумчиво продолжал Физрук, откинувшись на спинку стула, скрестив на груди огромные руки, – вы правда думаете, что можно весь семестр не ходить на занятия и получить у меня зачет?
На краю стола лежал толстый зеленый маркер. Сашке было трудно не возвращаться к нему взглядом. Позавчера ей казалось, что она справится, что преданность каторжной учебе выручит ее, как всегда выручала. Но сейчас Физруку достаточно было взять в руки зеленый фломастер, чтобы перечеркнуть все ее усилия: поскрипывая стержнем по доске, он воспроизведет схему, способную внедриться в сознание и разложить живьем.
– Пожалуйста, дайте мне хотя бы попробовать, – сказала она через силу. – Я занималась самостоятельно.
– Ну так и поставьте оценку сами себе, – он ухмыльнулся. – Самостоятельно!
Он не давал себе труда притворяться человеком, но и полностью отрешенным больше не выглядел: газовая маска не умеет быть насмешливой и желчной.
– Если я справлюсь с учебным заданием, – проговорила Сашка, будто карабкаясь по отвесной стене, – вы не сможете… не поставить зачет. Вы… тоже детерминированы. Хотя и по-своему.
– Свобода-свобода, – пробормотал он себе под нос с тяжелым сарказмом. – Одна идея – а сколько причудливых отражений… Не-долг, не-принуждение и, кстати, не-любовь… Кто прислал вам учебный материал, Самохина?
– К-какой? – Сашка обмерла.
– Который загружен у вас на планшете, который лежит у вас в рюкзаке, который построил Джек… – он следил за ней, будто кот за мышью, с безжалостным любопытством.
Пару дней назад Сашка поставила себе в памяти галочку – перед зачетом стереть файл из памяти планшета и уничтожить улику. Но, сражаясь с паникой, а потом убирая снег перед домом Антона Павловича Григорьева, а потом пытаясь вычитать в текстовом модуле варианты будущего, совершенно об этом забыла.
…Но он не имеет права ее обыскивать. Планшет – ее собственность… нет, собственность Института. Учебное пособие, ей могут приказать отдать его в любой момент. Но отправитель файла не указан… Но Физрук наверняка уже все знает. И он все равно узнал бы, ведь Сашка, пропустив три месяца, самоуверенно явилась сдавать зачет…
– Итак? – он изучал ее реакции. Или попросту развлекался, если, конечно, столь сложная грамматическая функция охоча до развлечений.
Сашка молчала. Ей нечего было сказать. Выгораживать сейчас Стерха означало сделать хуже.
– Вы, значит, ничего не поняли, – продолжал он с легким сожалением. – Что я сказал насчет сингулярности.
– Все поняла, – тихо сказала Сашка.
– И все-таки собираетесь прозвучать?
– У меня нет выбора, – Сашка посмотрела в зрачки-диафрагмы, и они моментально сузились, будто что-то от нее скрывая.
– Есть выбор, – неторопливо продолжал Физрук. – В отличие от ваших однокурсников… вы умеете отказываться.
– Великая Речь прекрасна и гармонична, – запинаясь, выговорила Сашка. – Но… полна ошибок. Я должна… нет. Я хочу их исправить.
– Это я прислал вам учебный файл, – сказал он, не меняя тона.
– Что?! – Сашка тут же прикусила язык. По интонации ее возглас вышел богаче: «Что за долбаная хрень?!»
– Мое дело учить вас, – ее дерзость нисколько его не оскорбила. – Формальности соблюдены, я выполнил свой преподавательский долг. Можно было, конечно, писать докладную всякий раз, когда вы пропускали занятие, но я выбрал путь наименьшего сопротивления.
Снежинки колотились о стекло так, будто твердо решили тоже поучаствовать в зачете. Сашке показалось, что спасательный круг, за который она держалась весь семестр, обернулся медвежьим капканом.
Не Стерх помог ей. А она-то все эти месяцы верила в его поддержку. Она думала, что не одинока, а оказалось – обманывала себя. Она думала, что ей протянули руку, а на деле ей вырыли яму. И Стерх не собирался ее поддерживать – он безучастно наблюдал, как она идет к своему краху.
– И вот вы храбро явились на экзамен, – Физрук смотрел на нее, не мигая, и за зрачками-диафрагмами стояла непроглядная темнота. – Ну что же…