Сашка посмотрела на Фарита. На мгновение почувствовала себя горящим домом. «Ты боишься, бросаешь вызов, боишься сильнее, потом бунтуешь открыто… И в какой-то момент понимаешь, что сейчас опять будет страшно. Очень».
Она молча положила зачетку на стол перед Физруком – как выкладывают козырную карту. Посмотрела в его зрачки-диафрагмы:
– Я готова к пересдаче.
– «Сейчас», – сказал Физрук. Взял со стола зеленый маркер. Поднялся и подошел к доске. Сашке показалось, он движется как в замедленной съемке.
Хотелось закричать «хватит». Хотелось повиснуть у него на широченных плечах, задержать, остановить. Опять ее победа оборачивалась ловушкой – он все наперед планировал, оказывается, он все рассчитал, он видит будущее во всех вариантах и все поступки Сашки тоже знает наперед. Он мог бы разрушить ее во время первой попытки, но сделает это только сейчас, на глазах у свидетелей, и это будет точка в его тайном конфликте с Фаритом и явном конфликте со Стерхом. Сейчас фломастер коснется доски…
– Одну минуту, – послышалось с дальнего ряда.
Сашка дернулась, будто ее ткнули спицей. Фарит Коженников сидел вполоборота, вытянув ноги в проход, как ни одному студенту сидеть здесь не позволялось; убедившись, что все на него смотрят, он снял очки и положил на стол перед собой:
– Как куратор Самохиной Александры я хочу сказать несколько слов.
Возможно, Физрук предвидел и такой поворот дела тоже. Его лицо, будто вылепленное из алебастра, хранило полное безразличие. Зато Стерх отреагировал – сжал тонкие губы в нитку. Сашка глянула через плечо Фарита в окно: там очень красиво, по-новогоднему чисто валился снег.
– Насколько я понял, девушка досрочно сдала курсовую за второй семестр? – неторопливо продолжал Коженников. – Коррекция событий в текущем грамматическом времени?
Сашка застыла, изо всех сил делая вид, что все это ее не касается. Взлететь бы сейчас, развернуть крылья, почувствовать снежинки на маховых перьях…
Игнорируя Фарита, Стерх теперь смотрел прямо на Физрука, и в воздухе быстро, неотвратимо сгущалось напряжение – еле слышимый низкий гул, инфразвук, от которого холодеет в животе. Очень тесно в этой комнате. Очень.
– Фарит Георгиевич, – после паузы заговорил Физрук, звук его голоса был похож на шум мерно работающего мотора. – За академические успехи этой девушки отвечают ее педагоги, за неуспехи – только она сама. Я рассчитывал, что вы как куратор добьетесь от студентки соблюдения учебной дисциплины.
– Разумеется, Дмитрий Дмитриевич, – вежливо отозвался Фарит. – Как раз эта студентка за время учебы проявила себя как дисциплинированная и мотивированная.
Все еще глядя в окно, Сашка вспомнила, как метались пожарные, как вырывался огонь из круглого чердачного окошка, как таял и растекался снег. Ухмыльнулась: дисциплинированная, да. От ухмылки заболели губы.
– Я рад за нее, – сказал Физрук с тяжелым сарказмом. – Учитывая, сколько пропусков я ей выставил на протяжении семестра.
– Но вы не подавали рапорт, – мягко напомнил Фарит. – А если рапорта нет… Я прошу вас оставаться в рамках программы, – он посмотрел на Сашку, глаза его, освобожденные от темных стекол, были обыкновенными, карими, с нормальными человеческими зрачками. – В рамках программы четвертого курса, первого семестра, пожалуйста.
Сашка не выдержала и потупилась. Ощущение тесноты в комнате никуда не исчезло, но что-то изменилось, неизвестно, к добру или к худу.
– Разумеется, – заговорил после паузы Физрук, и в его голосе Сашке померещилась глухая угроза. – Ради воспитательного эффекта я бы отправил ее на пересдачу еще раз. Но если зашла речь о номинальном следовании рамкам… Посмотрим, сумеет ли она воспользоваться своим шансом. Самохина!
Она посмотрела на него – рефлекторно, как отдергивают руку от огня. Как бросается бежать антилопа, краем глаза поймав движение. За черными зрачками-диафрагмами ей померещилась зимняя ночь и глубокая, без единого огня, тишина далекого заснеженного леса. Время закончилось. «Тогда» и «сейчас» слились в абстрактное понятие без очертаний, массы и плотности.
Она провела горизонтальную линию на доске, и это была прямая без начала и конца, при этом стержень маркера касался одновременно каждой точки. Сашка осознала свою бесконечность и чуть не развеялась пылью, но информационный скелет, наработанный месяцами упражнений, принял удар и выдержал перегрузку. Сашка выловила из бесконечности собственное «я» и вернула в границы реальности – как швыряют в реку помилованную до времени рыбу.