— Это невероятно! — воскликнул Карлсен восторженно.
— Хорошо. — Клубин, прихватив мензурку, вышел. Надо же, все равно, что заново родиться на свет. Тело трепетало энергией, а ум был так ясен, что казалось, одно лишь усилие воли, и откроется доступ к просторам интенсивного сознания, разом распахнувшимся перед ним в пещерах Сории.
Он подошел к окну, что выходит на север, с облегчением чувствуя, что руки-ноги снова в порядке. Тонированное стекло, как видно, смягчало яростный синий свет. С этой высоты, — по крайней мере, полсотни этажей над всеми прочими зданиями, — ясно различалось, что Гавунда расположена по спирали, с ввинчивающейся со стороны стен алой лентой дороги: похоже чем-то на спиральную туманность. Общий эффект подкреплялся черной равниной, окружающей город подобно космической мгле. Сам город был гораздо больше, чем думалось: размером как минимум с Манхаттан. К северу долина постепенно сменялась бурыми отрогами, переходящими в плавные, покатые холмы, исчезающие в тумане. На полпути меж городом и отрогами с востока на запад зияла расселина шириной без малого с Великий Каньон и закраинами острыми, словно процарапанными неимоверным тесаком. Это, понятно, и было ущелье Кундар, о котором упоминал К-10. Впечатляла в первую очередь гигантская арка, смыкающая ущелье непосредственно к северу от Гавунды: в длину миль десять, а вершина изгиба с милю высотой. Карлсен когда-то хотя и имел отношение к инженерии, но сейчас представить не мог, как сооружался этот мост. Впечатление такое, будто сооружался он повдоль, а затем какой-то великан поднял и развернул его поперек, с упором в милю по обе стороны. Внешний вид отличался величавой простотой и идеально вписывался в монохромную блеклость пейзажа. Вид его вызывал все тот же возвышенный трепет, что и первый взгляд на Гавунду.
Эту простоту отражала и комната. Вполне обыкновенный черный ковер, черная мебель без обивки (похожа на квакерскую мебель Огайо двадцать первого века). Самым вычурным предметом в комнате было подобие кушетки с двумя подушками, хотя без всякого покрытия. Однако этот гарнитур совершенно не походил на каджековские столешницы и скамьи-самоделки в Сории. Здесь на всем лежала печать властного и простого предназначения.
Не вписывалась в интерьер единственно стоящая возле дверей тележка с выпуклыми прозрачными конусами — не то медицинский прибор, не то сервировочный столик (примерно такой он как-то видел в кухонном отделе су-пермаркета).
В комнату возвратился Клубин.
— Ну как, лучше?
Было что-то странно настораживающее в самой обыденности тона, столь несвойственного для такой спартански строгой комнаты, да еще на чужой планете. Тем не менее, уют и благодарность сами просились наружу.
— Да, спасибо, — кивнул Карлсен, все еще не в силах поверить, что этот человек принадлежит к уббо-саттла. По виду какой-нибудь директор корпорации иди крупный чин из разведслужбы. Лицо можно было назвать по— мужски красивым, если б не некоторая изможденность: морщинистый лоб, мешочки под глазами, чуть искривленный кончик орлиного носа и усталые складки у рта выдавали в нем человека, обремененного грузом проблем и, возможно, пьющего. Странно как-то: непонятно откуда, но его лицо казалось вполне знакомым.
В дверь коротко постучали. Клубин не успел откликнуться, как в комнату вошла светловолосая девушка с папкой-скоросшивателем. Для женщин Гавунды тип попросту редкий: эдакая стройняшка-невеличка с маленькой, крепенькой грудью. Увидев Карлсена, она с удивлением воскликнула:
— Ба-а, вот славно-то! И где вы его нашли?
— Нигде. Он сам нас нашел, — отозвался Клубин.
Молоденькая, никак не старше двадцати, она напоминала чем-то Хайди Грондэл — одета была в короткое платье из какого-то белого шелковистого материала. Положив папку на стол, она с лукавинкой посмотрела на Карлсена.
— В Сории, небось, были?
Карлсен слегка замешкался.
— Дори, у нас дела, — несколько раздраженно заметил Клубин.
— Слушаю, гребис, — девушка с тонкой иронией склонила голову. — Я в соседней комнате, если понадоблюсь.
Она вышла. Карлсена опять охватило ощущение нереальности происходящего.
— Она назвала вас «гребис»? (Клубин кивнул). Вы правитель этого города?
— Он самый. — Клубин сел на кушетку, жестом приглашая Карлсена пересесть в кресло напротив. — А вы что ожидали?
Карлсен растерянно пожал плечами.
— Что-то… совсем другое.
— А про меня что подумали?
— Секретарь какой-нибудь, — с улыбкой ответил Карлсен, решив быть откровенным.
— А что, довольно точно, — сухо ответил Клубин. Он открыл папку, в которой Карлсен удивленно разглядел свое фото, даром что перевернутое. Удивляясь тому, насколько непринужденно себя чувствует с правителем Гавунды, он спросил;
— Дори — робот?
— Почему ты об этом спрашиваешь? — Клубин продолжал просматривать содержимое папки.
— Потому что когда она меня спросила, между нами как бы возник телепатический контакт. А роботы, мне кажется, как-то неспособны на телепатию.
— Нет, она не робот. Она из Хешмара.
— Я-то думал, женщины Хешмара лишь отдают вам мужские гомункулы?
— Так оно и есть, — губы Клубина тронула улыбка. — Но это в конце концов можно исправить с некоторой помощью биоинженерии.
— Мне казалось, женщинам в Гавунде… чревато опасностью, — вывернул он, стараясь быть тактичным.
— Ну уж, в Кубенхаже-то нет. — Сухой тон дал Карлсену понять, что вопрос задан глупый. Гребис закрыл папку.
— Ну так к делу, — он с улыбкой посмотрел на Карлсена. — Как я понимаю, мне надлежит вас просить от имени одного из ваших собратьев— груодов.
— Просить?? — удивленно посмотрел Карлсен.
— Как я понимаю, вы считаете, что груоды должны вести себя в соответствии с человеческими нормами нравственности.
— Но ведь я и есть человек (Клубин возвел брови). Хотя мне говорили, что я «дифиллид», то есть как бы имеющий две натуры (Клубин с насупленной оздаченностью молчал). Вы их, кажется, зовете риадхирами.
— А вы знаете, в чем различие между человеком и дифиллидом?
— Нет.
— В способности контролировать жизненную энергию. Вы можете контролировать свою жизненную энергию?
— Не знаю.
— Скоро выясним. — Клубин прошел через комнату к столику, что возле двери, и подкатил его к креслу. Карлсен с любопытством стал его рассматривать. На вид все якобы просто: продолговатый черный ящик на скрытых колесиках, из которого возвышается большое прозрачное полушарие, а вокруг — с полдюжины мелких. Вернее, не полушария, а шары, у которых нижняя половина утоплена в черную панель. Каждый шар, что поменьше, сообщается с крупным тоненькой трубкой.
— Это у нас называется «мьоргхаи», — кивком указал Клубин, — слово, с нашего языка почти непереводимое. Означает примерно «формирователь бессознательного ума».
Из отдельчика в передней части ящика он достал что-то вроде сложенного пакета из прозрачной резины, соединенного с прибором все теми же пластмассовыми трубками.
Пакет этот Клубин выправил и водрузил Карлсену на голову. Оказалось великовато, но в считанные секунды облекло голову плотно как купальная шапочка. Одновременно с тем центральный шар налился изнутри уже знакомым белесоватым свечением биоэнергии…
— Эффективнее действует на голом черепе, — оговорился Клубин, — но вы, видимо, не желаете расставаться с волосами? — Карлсен пожал плечами. — Попробуем-ка вот как. — Он стянул с Карлсена шапочку и окропил ему волосы бесцветной жидкостью, холодной как эфир. Когда шапочка снова прилегла к волосам, свечение заметно усилилось до иссиня белого. — Вот так лучше. Клубин присел на край стола.
— Все очень просто. Если вращать эту ручку влево, — он указал на один из регуляторов, размещенных рядком сбоку панели, — то почувствуется депрессия. Ей можно противиться, концентрируясь. Понятна схема? — Карлсен кивнул. — Ну что, посмотрим, на что вы годны.
Подавшись вперед, он медленно-премедленно повернул регулятор. Вначале не ощутилось ничего, но по мере вращения ручки сердце овеял холод и появилось некое дурное предчувствие. Вместе с тем свечение в центральном шаре стало блекнуть.