Слева, когда оглянулся, ничего не оказалось. Столп стоял теперь справа, и в нем находилось его, Карлсена, собственное тело - странно застывшее, с закрытыми глазами.
Ригмар открыла дверь и выпустила его. Карлсен изумленно увидел, что и женщина изменилась - он даже подумал было, что на ее место пришла какаянибудь помощница.
Она наблюдала за его изумлением.
- Ну, что?
- Ты... выглядишь иначе.
Он понимал, что ухватывает ее реальность совершенно по-иному, а следовательно и видит ее другим человеком. Никогда еще с такой ясностью не ему приходилось убеждаться, что восприятие каждого имеет сугубо свой ракурс.
- Как именно?
Если б не самоконтроль, Карлсен бы сейчас вспыхнул до корней волос.
- Ты можешь быть откровенен, - подсказала она. - Более того, в этом вся и суть.
Вздохнув всей грудью, Карлсен попытался вызвать в себе отстраненность ученого.
- Когда я находился в своем теле, - заговорил он медленно, - ты мне виделась довольно чопорной, вроде школьной директрисы. Теперь, - он прокашлялся, - мне хочется тебя изнасиловать.
Выражение он намеренно смягчил. На самом деле возобладать ею жаждалось так, как изголодавшемуся тигру вонзить клыки в кус мяса. Хорошо хоть, короткая туника скрывает то, что там творится ниже пояса.
- Я знаю, - сказала Ригмар. - Мы и с ним менялись телами.
От изумления даже неистовое желание чуть приослабло.
- Вы с ним?? Как?
- Мне надо было узнать, что значит быть особью мужского пола.
- И как оно было?
- Неприятное было ощущение, - взвешенно сказала она, - видеть женщин добычей, которую тянет сожрать, поглотить. У меня потом кошмары были.
- Но что, разве нельзя что-то с ним сделать?.. - Карлсену подумалось о чем-нибудь вроде кастрации, допустим, вживлении женских гормонов.
Ригмар покачала головой.
- Это невозможно, по двум причинам. Прежде всего, телами можно меняться только по согласию - иначе есть риск серьезного повреждения. Я пообещала, что не изменю его нервной системы. Во-вторых, изменение зависит от ума. Если я не могу изменить ему ум, то это напрасная трата времени.
Понятно, почему. Штат Теннеси как-то принял закон о кастрации сексуальных преступников. Оказалось, бесполезно: они так и продолжали заниматься тем же самым. Они не видели себя иначе, а то, как человек себя видит, составляет его наисущественную часть.
- У нас не так много времени. Мы с ним условились, только на десять минут. Так, вначале давай проверим твои соматические реакции. Ты чувствуешь какую-нибудь явную разницу между восприятием своим и Грубига?
Карлсен оглядел лабораторию.
- Да нет... в целом никакой. Белые предметы, разве что, по краям окружены как бы спектром.
- Ладно. Подойди теперь к окну.
Он послушно подошел. Окно выходило в сад за лабораторией. Само обилие красок от цветущих кустов и клумб вызвало волну восхищения. Краски словно живые.
- Чудесно! Техниколор какой-то.
- Это потому, что ощущения у него острее твоих.
Карлсен оглядел до едкости броские, пестрящие цвета - даже сосредоточиться трудно.
- Как тебе вон тот куст? - указала Ригмар. Посмотрев по ее пальцу, Карлсен ошеломленно покачал головой.
- Это что за цвет??
- Мы зовем его "криль", - с улыбкой сказала она. - На Земле он известен, как инфракрасный.
- Тепло?
- Почти. Цветовой спектр у нас шире вашего. Одно из следствий повышенной гравитации. Теперь туда взгляни.
И опять странная роскошь темных соцветий в окружении голубоватых листьев: сплошное изумление. Приняв их поначалу за темно-синие, сейчас он различил, что такого цвета на Земле не существует: глубже индиго или фиолетового, и в то же время явно не тот и не другой.
- Называется "дельфан". У вас зовется ультрафиолетом.
- А вон там что? - он указал на цвет не то оранжевый, не то желтый, хотя так же отстоящий от них по цветовой гамме, как зеленый отстоит от синего.
- Мы зовем его "галлекс". Что-то из средних волн. Некоторые мужчины на этой планете различают, помимо этих, еще пять. То же самое в отношении вкуса и запаха. По вкусу у нас гораздо больший диапазон, чем у вас на Земле. Сводить бы тебя на плодовый рынок, показать... Ладно, переходим к тестам.
Идя за ней в следующую комнату, он поражался такому зверскому напору желания: пах чуть ли не судорогой сводило при виде ее стройной шеи и эффектных бедер. Вожделение такое, что казалось, можно взорваться от одного лишь прикосновения губ к ее плечу. Однако чувствовалось и то, что бросаться на Ригмар гибельно: у женщины есть сила, способная его уничтожить. Причем, что интересно - смесь похоти и боязливой осторожности совершенно не касалась лично Карлсена, будучи лишь инстинктом тела, в которое он сейчас был ввергнут.
Ригмар указала на кушетку в углу.
- Давай-ка, приляг.
Он рад был вытянуться и расслабиться - это хоть как-то сглаживало неистовое вожделение. Хотя и сейчас близость жизненного поля Ригмар, как бы сочащегося из нее потаенным теплом, оставалась сущей пыткой. Чувствовал он и то, что вполне способен это жизненное поле поглощать - так же естественно, как вдыхать воздух, пить воду. Ее равнодушие к этой нужде казалось поистине садизмом, ответом которому может быть только садизм. Впервые за все время Карлсен с полной ясностью понял, какой мукой исходят сексуальные преступники в Ливенуорте.
Удивительно было лежать в чужом теле, лелея мысль о насилии и уничтожении, и одновременно приходить от этой мысли в ужас. Никогда еще он не чувствовал такой раздвоенности.
Ригмар приладила к его темени и голеням влажные электроды (прикосновение прохладных пальцев сказывалось просто невыносимо). Пенис так разбух от вожделения, что казалось, жил обособленной жизнью.
- Сейчас, когда будет записываться психограмма, надо, чтобы ты все внимание переводил на различные части своего тела, начиная с головы. Начни с того, что закрой глаза, открой, и смотри на экран.
Экран, о котором шла речь, находился на стене, в одном футе над кушеткой. В данную минуту он был пуст.
- Для начала сфокусируйся на голове. Я сперва хочу снять психограмму твоего ума. Закрой глаза. Представь, что остального тела у тебя как бы не существует. Когда почувствуешь, что внимание зафиксировано, глаза открой. Хорошо, отлично. - Экран постепенно затопила лазоревая синева. - В алхимии синий - традиционный цвет интеллекта. Могу сказать, что интеллект у тебя значительно сильнее, чем у Грубига.
В душе неудержимо шевельнулась гордость.
- А у Грубига какой цвет?
- Я покажу. - Она коснулась пульта. Экран сделался грязно-серым, с невнятным оттенком голубизны. - Примерно того же цвета, что у идиота.
- Странно. Мне он идиотом не показался.
- Это потому, что ты интеллект путаешь с хитростью. Теперь надо, чтобы ты внимание перевел на сердце. Нет, вначале глаза закрой. Так, теперь открой. - Экран закраснел (по краям чуть блеклый, до розового). - Красный, можно сказать, цвет самосохранения, необходимость оставаться сильным и здоровым. Для человека у тебя примерно средний.
- А у Грубига?
Она показала. Экран стал пронзительно-алым.
- Так что сам видишь, - улыбнулась она, - у барашей самосохранение развито очень даже сильно.
Интриговала сама интенсивность цвета: красный просто наичистейший, никакой блеклости по краям.
- Теперь твое солнечное сплетение. - На этот раз экран заволокла дымчатая желтизна с коричневатым оттенком. - Это источник интуиции.
- Ну как, хорошая или не очень?
- Серединка наполовинку. А вот у Грубига. Экран вспыхнул яркой желтизной.
- Бог ты мой!