— Доброе утро, товарищ подполковник, — поздоровался он, — разрешите присоединиться?
— Пожалуйста, — кивнул Немирович, — места здесь общие.
Пока Соколов устраивался, а подошедший официант расставлял перед ним точно такой же набор блюд, Николай тихонько рассматривал его — того, кого он назвал "Игроком". Кого долго искал, не имея ни малейшего представления о том, кто это. Честно говоря, когда он понял, что за всеми странностями последнего времени стоит некая, никому не известная, личность, то он никак не мог предположить, что ею окажется двадцатидвухлетний пацан. Пусть даже старший лейтенант ГБ, пусть даже прошедший войну в Афгане. Двадцать два года, согласитесь, это совершенно несерьезно. Если, конечно, он не гений в своем деле. Но даже гений, родившийся в далекой провинции, в обычной семье и не имеющий никаких связей, никак не способен провернуть такое за столько короткое время. Тут требуется нечто большее, чем гениальность и везение.
— Что, Николай Вениаминович, — начал разговор Соколов, — небось, гадаете, кто же я такой на самом деле, а?
— Ну, об этом, думаю, нетрудно было догадаться, Егор Николаевич, — вежливо ответил Николай, — так кто же вы такой на самом деле?
— А, может, правильнее начать с другого вопроса: кто вы такой на самом деле? — подмигнул собеседник.
— Кто такой я, мне известно.
— А вот я уверен, что не совсем, — и старлей уставился Немировичу в глаза.
Тот попытался выдержать взгляд и… вдруг провалился в черную воронку, возникшую на месте глаз Соколова. А еще через мгновение опять ощутил себя сидящим за столом в той же самой столовой. Но теперь он стал немного другим. Потому что он вспомнил.
Вспомнил десять лет, отсиженные в лагере под Нижним Тагилом. Вспомнил развал СССР, свое освобождение, когда он вдруг оказался в чужой и незнакомой стране. Вспомнил разруху, царившую на улицах и в умах людей. Свою работу грузчиком в магазине и встречу с бандитами, закончившуюся больничной палатой и, в конце концов, смертью. Вспомнил странного Александра Валерьевича, убравшего боль и сделавшего ему невероятное предложение. В общем, он вспомнил всю свою прежнюю жизнь вплоть до самой смерти.
— Глядя на ошеломленное выражение вашего лица, товарищ подполковник, я понимаю, что вы все вспомнили? — осведомился Соколов.
— Так это был не сон, — пробормотал Николай. Он и правда, был совершенно ошеломлен — как он мог забыть все это?
— Не сон, — подтвердил старший лейтенант, — мы в этом с вами коллеги. В некотором смысле, конечно.
— В каком смысле? — вскинулся Немирович.
— Я тоже оттуда. Только прожил там дольше вас. Правда, я и младше вас на пятнадцать лет. С другой стороны, если учитывать, что вы умерли в возрасте сорока пяти лет, то я старше вас на 11 лет. Просто, там я умер в 2020 году в пятидесятишестилетнем возрасте. Такие вот загадки хронологии.
Николай ни на секунду не усомнился в словах Соколова. Правда, он не мог знать, что тот использовал свое умение внушения, но сути это не меняло. Ведь в данном случае обмана не было, все было чистой правдой.
— А я-то всё гадал, как может двадцатидвухлетний парнишка быть тем самым "Игроком", которого мы столько времени вычисляли! Теперь понятно, что дело мы имели вовсе не с мальчишкой.
— Игроком? — удивился Соколов.
— Ну, это такая привычка — давать оперативные псевдонимы для неизвестных разыскиваемых преступников. Когда я понял, что на самом деле за всеми этими крупными политическими фигурами стоит некто неизвестный, который всеми ими управляет, то я и назвал его "Игроком".
Егор Соколов понимающе кивнул, но здесь уже Немирович задал свой вопрос:
— Ну и как там всё было, в том будущем?
— Вы знаете, в общем и целом не так уж и плохо. Конечно, были свои минусы (а где их нет?), но и плюсов хватало. Я бы даже сказал, что в целом было лучше, чем в позднем СССР. Ну, по крайней мере, если есть работа и деньги.
— Почему же решились на изменение этого будущего, если я правильно понимаю?
— На самом деле, моя цель не изменение будущего вообще. То есть, скажем, я не сторонник сохранения СССР. Я уверен, что крах его предопределен — годом раньше, годом позже. Моя задача заключается в том, чтобы попытаться смягчить для простых людей этот переход от одной системы к другой. Чтобы не было тех ужасов 90-х, которые поколение, пережившее это время, вспоминает с содроганием. Не все, конечно. Для кого-то они стали временем возможностей и невероятной свободы, но для большинства населения все же — годами нищеты и унижений. Да вы ведь и сами теперь помните. Кстати, вы кушайте, кушайте, Николай Вениаминович, здесь очень вкусно готовят.