Внезапно я расхохотался, правда, мысленно– надо же, какая дичь лезет в голову. Ну какое мне дело до этих людей? Ведь это не более чем случайное пересечение разных миров, на короткое время сошедшихся в одной точке пространства. Они так же быстро уйдут из моей реальности, как и появились в ней, даже толком не успев материализоваться, будучи всего лишь полнообъёмной галлюцинацией, родившейся в напрочь одурманенном варварской смесью наркотиков мозгу. Так стоит ли уделять им столько внимания, наполняя внешнюю оболочку каким-то реалистичным содержанием, когда не знаешь, как удержать собственную сущность, с каждой секундой всё быстрее растворяющуюся в едкой пустоте? Откуда-то примчалась подозрительно отчётливая мысль, что на самом деле я какой-то биомеханический робот, внутри которого сидит крошечный некто, управляющий этим супермеханизмом при помощи сложнейшей кибернетической системы. И этот некто сейчас находится в настолько невменяемом состоянии, что у него даже нет сил повернуть джойстик в нужную сторону, и теряющее контроль тело превращается в желеобразную массу, аморфно расплываясь по стулу. Нет, определённо нужно пробираться в сторону дома, а то ещё немного– и я, скорее всего, упаду прямо на пол подле камина, тем самым зарекомендовав себя в глазах Эдварда-Змея как самозванец и кретинствующий псевдоинтеллектуал, недостойный посвящения в эзотерические тайны бытия. Конечно, мне не привыкать оказываться полной свиньёй для абсолютного большинства окружающих, но если остаётся возможность не наплевать в колодец, из которого, быть может, ещё не раз придётся пить, то надо стараться использовать её. Так что мне просто необходимо собраться с силами и поскорее валить отсюда, тем более что до города осталось едва ли три километра.
С трудом поднявшись из-за столика, я расплатился с Эдвардом за вино и шоколад и, дружески с ним распрощавшись, вышел на улицу, где уже вовсю накрапывал противный колючий дождь. К счастью, пустота ещё не успела целиком поглотить Вселенную, во всяком случае мой «ягуар» стоял на том же месте. Рядом с ним припарковался старенький «москвичонок», при взгляде на который я расхохотался уже по-настоящему– уж больно разителен был контраст. Нет, всё-таки это, по-видимому, добропорядочная семейная пара, вряд ли какой-то донжуан осмелился бы катать чужую жену на такой развалюхе. Почему-то меня вдруг охватил приступ человеколюбия и стало радостно оттого, что где-то у кого-то ещё живы какие-то идеалы,– словно на самом деле это я создавал этих милых простых людей, и теперь мне доставляет подлинное удовольствие сознавать, что они именно такие, как я хотел. Мне даже захотелось вернуться в бар и просто поговорить с этими очаровательными существами, добрыми и милыми, как гномы, только побольше ростом, к которым я по своей внутренней гнилости отнесся с незаслуженным пренебрежением. Правда, я подозревал, что им будет просто непонятен мой душевный порыв, да и вряд ли удастся объяснить весь очень запутанный процесс их сотворения. Я очень хорошо представил себя на их месте, выслушивающего бредовые фантазии убитого в хлам идиота, и снова расхохотался, поняв, что лучше пытаться осчастливить их своим общением. Нет, все, надо брать себя в руки, чертов гашиш совсем мне мозги задурил, да и глинтвейн я напрасно пил. Давно доказано учеными, что алкоголь– это яд. Меня опять обуял приступ безудержного хохота, и, усевшись за руль, я долго не мог попасть ключом в замок зажигания, трясясь от смех, и от этого ещё больше веселился.
Наконец я немного успокоился и смог отъехать от этого уютного заведения и добраться до трассы. А дальше будто тот самый невменяемый некто, управляющий мной, нажал кнопку «power» на панели приборов, выключив сознание. Пару раз остаточное напряжение в сети ещё позволяло мне выглянуть из чёрного экрана, отмечая постепенное приближение к родному микрорайону, но почти весь путь я проделал на автопилоте и окончательно вырубился за три квартала до дома.
***
…Дождь. Косые холодные плети воды хлестали по сильно поредевшим кронам задумчивых кленов, сбивая причудливо изрезанные жёлто-красные листья, которые, вскружась на несколько мгновений в истеричном беспорядочном хороводе, обреченно падали на мокрый асфальт. Мрачный оскал ненастной сентябрьской ночи навис над безлюдным бульваром, освещенным прозрачно-матовым светом стилизованных под петровскую старину фонарей, бесформенными бледными пятнами расплывавшихся в белёсых клочьях тумана, дрожащих и извивающихся под порывами ветра. Тени деревьев, переплетаясь неслышными змеями, ползли по земле, выжидающе замирая у границы неверного света, бессильного победить осеннюю мглу. Город, чернеющий безжизненными глазницами окон мокро-серых домов, невидимо притаился вокруг, ничем не выдавая своего присутствия, словно отрезав от себя этот пустынный бульвар, ведущий в никуда.