Но сейчас он не был похож на человека. В его глазах не было ни осознания, ни мыслей — только пустота и нечто, чего я до сих пор не мог объяснить. Он был как одержимый, как человек, движимый единственной мыслью — напасть на меня.
Руки сами собой сжались в кулаки. На рефлексах, едва осознавая происходящее, я вскинул ногу и ударил его в живот. Должно было быть больно, но он, кажется, вообще ничего не почувствовал. Принял удар, замер на секунду, а потом снова двинулся на меня, как автомат.
В этот момент я почувствовал животный страх. Как будто всё это было нереально, как будто я попал в какую-то жуткую игру, где нет места логике и правилам. Этот человек передо мной больше не был тем аспирантом, с которым я обменивался парой фраз вчера. Он тянулся ко мне, как робот, как безумец, как нечто, что никогда не существовало в реальном мире.
Я не мог больше ждать. Рука автоматически сжалась в кулак, и, не долго думая, я врезал ему справа, вложив всю свою силу, всю злость и страх, что накопились за последние несколько секунд. Кулак столкнулся с его лицом, и я услышал хруст. Что-то в его голове явно пошло не так — может, челюсть, может, нос, но он снова не остановился. Он замер, голова откинулась назад, но тут же вернулась, как на пружине, и этот… человек снова посмотрел на меня пустым взглядом.
Я отступил, судорожно соображая, что делать дальше. Передо мной был кто-то, кто не чувствовал боли, не боялся, и его единственное желание — дотянуться до меня. Покой не предвещало ничего.
Он не дал мне времени на раздумья. Этот бывший аспирант, которого я ещё вчера считал ленивым ботаником, бросился на меня снова, не моргнув и не запнувшись. Словно машина, будто бы его личность, человеческие чувства — всё, что отличает человека от животного, — испарилось. Теперь передо мной стоял лишь инструмент, орудие, чей единственный импульс — уничтожить меня.
И снова мои инстинкты сработали прежде мысли. Рука сжалась, ноги прижались к земле, тело напряглось, готовясь к очередной атаке. Сколько же раз тренер вдалбливал мне эти рефлексы на тренировках по рукопашке. «Не думай — действуй», — его слова вдруг всплыли в памяти. Едва он приблизился, я резко поднырнул под его руку, перехватил его за плечо и крутанул вокруг себя, используя силу его собственного броска. Мгновение — и мой противник взмыл в воздух, подчиняясь физике и инерции.
Он грохнулся в кострище, то самое, что ещё вечером оставалось под кучей углей и пепла. Казалось бы, какая неприятность, но нет. Удача улыбнулась мне странным образом: мы ещё вчера, перед тем как лечь спать, обложили это место валунами — для безопасности, чтобы костёр не распространялся. И теперь эта разумная предосторожность сыграла свою роль. С глухим стуком голова аспиранта встретилась с одним из острых камней, которыми мы так старательно строили защиту.
Я даже не успел выдохнуть от облегчения. Всё выглядело так, словно я только что завалил врага в компьютерной игре, добив его точным ударом. Но вместо победного фанфара по мне пробежала волна ледяного ужаса, смешанного с осознанием того, что я только что превратил этого парня в историю. Первая мысль, вырвавшаяся из моего подсознания, была неожиданной: «Сто пятая по мне плачет». Я даже усмехнулся, вспомнив о таких вещах, как уголовная ответственность, в этот странный момент.
Но усмешка повисла на моем лице на полпути. В этот же миг перед глазами, будто прорезая моё зрение, вспыхнул текст. Буквы возникли ниоткуда, прямо передо мной, крупные, резкие, светящиеся странным холодным светом, словно застыли в воздухе:
Внимание, выжившие жители сегмента!
Вас определили как годных для дальнейшего существования.
Остальные 90% населения подвержены трансформации.
Выживайте, развивайтесь.
Первая волна запущена.
Глаза моргнули, снова и снова, пытаясь избавиться от этой неведомой галлюцинации. «Что это было?», — мысленно спросил я себя. Меня не покидало ощущение, что я всё ещё сплю, что это — затянувшийся кошмар, от которого никак не пробудиться. Первая волна? Какого черта? Какая волна? Почему первая? Получается, будут и другие?
Слова исчезли так же внезапно, как появились, но мысли оставили за собой длинный след вопросов. А главное, кто это говорит? Какая-то матрица? И что они имели в виду под «трансформацией»?
Я взглянул на тело аспиранта, всё ещё неподвижно лежащее в кострище, как сломанная кукла с разбитым лицом. Пожалуй, единственное, что я мог предположить, глядя на него — «трансформация» была не чем-то абстрактным. Нет, вот она, передо мной, растянулась в кострище, с пустыми глазами и оскалом, замершим на изуродованном лице. Чёрт возьми, да, он уже не был человеком. Это всё объясняет, но только на поверхности. Чем больше я пытался копнуть глубже, тем больше вопросов появлялось.