Я свернул карту, а потом повернулся к Ване.
— Пойдём в сторону Ижевска, — сказал я, стараясь скрыть немного неуверенный тон. — Там завод, может, добудем какое-то оружие.
Он кивнул, глянув на меня. И тут я понял, что меня гложило — вот это его «дядь» уже конкретно в печенках сидит. Я может и постарше, но уж точно не дядька из «глубокого прошлого».
— И вообще, зови на «ты». А то это твое «дядь» уже поперёк горла. Не настолько я старый, — добавил я, пытаясь сгладить неловкость фразой.
Ваня рассмеялся, почесал затылок, но потом кивнул. Он, кажется, тоже был рад переходу на более нормальный формат общения. Местами в Ване проскакивала какая-то детская наивность, и от этого его «дядь» мне становилось как-то не по себе. С ним я чувствовал себя не то старше, не то ответственнее, а это не то ощущение, которое мне хотелось бы тащить на себе в новой реальности.
С таким негласным договором о «тыканье» и простом общении мы выдвинулись в сторону Ижевска. Система, как мне казалось, играла с нами в кошки-мышки: иногда становилось совсем тихо и подозрительно спокойно, а потом тишину вдруг прорывали странные, словно неестественные звуки. Я смотрел вокруг, по привычке вслушивался в каждое шорох, каждый треск. Похоже, вторая волна уже пошла, но пока не вступила в полную силу.
Прошло часа три, как мы шли вдоль опустевшей трассы, и я думал, что если будем так тащиться, то до Ижевска дойдём недели за две-три. Дорога пустая, и только вдалеке виднеются брошенные машины. Зрелище было такое же зловещее, как и всё вокруг. Эти автомобили — словно следы старого мира, покинутые, запылённые, будто с них навсегда стерли человеческий след. Казалось, люди бросили их в спешке, как будто что-то неожиданное заставило их уйти — ну или, скорее, бежать.
— Слушай, а давай попробуем завести, — предложил я, ткнув пальцем в более-менее целую машину у обочины. Ваня посмотрел на меня с сомнением, но с энтузиазмом.
Мы подошли поближе, обошли машину кругом, заглянули внутрь. С виду она выглядела нормально, хотя и запылилась. Я залез в салон, повернул ключ, пытаясь услышать привычный звук зажигания, но тишина была оглушающей. Стартер даже не щелкнул, аккумулятор был будто мертвый, хотя явных следов того, что машина долго стояла без движения, не было.
— Видимо, не судьба, — пробормотал Ваня. — Давай попробуем что-то другое, может, фары или хотя бы радио? Если вдруг аккумулятор живой, может, хоть музыка заиграет.
Но ничего — ни фар, ни радио. Будто кто-то отключил вообще все электрические цепи, как если бы машина никогда не видела ни батарей, ни проводов. Это была не просто поломка, это было вмешательство Системы, на уровне, который обычным логическим объяснением не описать. Ваня начал перебирать в рюкзаке, потом достал маленький фонарик и щелкнул его выключателем. Лампочка даже не пыталась зажечься.
— Похоже, электричества просто нет, — задумчиво пробормотал я, подбирая слова, чтобы описать нечто настолько странное. — Как будто его вообще не существует. Система убрала весь электрический ток, как факт, из нашего мира. Или, может, ввела какой-то блок на электронику.
Я откинулся на сиденье, пытаясь осознать масштабы того, что передо мной разворачивалось. Электричество. Мы привыкли воспринимать его как нечто само собой разумеющееся, как солнце или воду. Мы включаем свет, заводим машину, ставим чайник, и всё просто работает. Но сейчас — ничего. У меня в голове не укладывалось, как такое возможно. Система, казалось, решила поиграть в бога и убрала одно из главных преимуществ человеческой цивилизации — электроэнергию.
Ваня тоже выглядел растерянным. Кажется, для него это открытие было даже большим шоком. Мы оба задумались, и тут у меня начали мелькать мысли о возможных последствиях. Без электричества полностью меняется вся структура выживания. Ладно фонари и машины, но что насчет вообще всех приборов? Нет холодильников, нет освещения, нет связи. Оказалось, что мы, по сути, лишены одного из основных ресурсов. Оружие, свет, любые попытки создать электрический ток — всё это оказалось просто уничтожено одним решением системы.
— Как думаешь, а почему Система это сделала? — спросил Ваня, тихо, словно боясь спугнуть мои мысли.