- Ну что же, давай попробуем твои средства на командире вашем, ему ногу надо отнимать, кость сильно раздроблена, не спасти! Показывай, как твой «штриц» работает, дай Бог, хуже не будет. Да и рану на лице лечить надо.
И хотя ампутация происходила в то время на живую, сильное обезболивающее средство из будущего помогло полковнику легче перенести эту манипуляцию.
Оказав первую помощь и другим раненым, уже смелее используя лекарства из сундучка Якова, лекарь приказал помочь отнести раненого Дмитрия и его командира глубже в тыл. В это время палатка раскрылась, в нее вошли солдаты, которые несли на носилках еще одного пострадавшего, которого сопровождал сам Яков Васильевич Виллие.
Этим раненым был Петр Иванович Багратион, которому осколком ядра раздробило большеберцовую кость левой ноги. Яков Васильевич тут же стал распоряжаться, приказав лекарю помогать себе. Увидев в его руках очень знакомый ящичек, он вдруг вспомнил о таком же, что ему передал Егор Фомич Цеккерт. Он спросил с сильным акцентом:
- Это откуда у вас? – и выслушал всю историю, ранее рассказанную Яковом.
Удивившись, что Наталью назвали графиней, он тем не менее решил воспользоваться средствами, о которых много слышал от уважаемого им человека. Подозвав Яшу, он стал расспрашивать о лекарствах и способах их применения. Тут же он начал действовать так, как подсказывал ему лекарь со слов Якова, обтер руки и рану и обработал всеми возможными средствами, которыми только мог - хуже не будет. Приказал он найти в своих вещах и свой ящичек, переданный ему в Петербурге, и далее стал использовать средства из него.
На следующий день Багратион, в сопровождение докторов Говорова и Гангарта был отправлен в Москву. Вместе с ним ехали в повозке и Дмитрий, и Иван Михайлович Ушаков, и, конечно, Яков. Вспомнив в этот раз предупреждение барыни о беде, которая грозит древней столице, он, хотя и робел знатно, предупредил важных военных и об этом.
Не известно, поверили ему или нет, но известие это по инстанциям передали, а самого Багратиона перевезли сначала в Сергиев Посад, а затем в имение Сима Владимирской губернии, принадлежавшее его другу — генерал-лейтенанту князю Борису Андреевичу Голицыну, также участвовавшему в Бородинской битве.
Оттуда же, под влиянием уверенных слов простого солдата, решил и сам Петр Иванович предупредить Московского военного губернатора Федора Васильевича Ростопчина, что планируется наступление на старую столицу, рекомендовал ему усилить пожарную часть города и вывести ранее собранных в городе раненых, по возможности эвакуировать жителей, сославшись на печальный опыт битвы под Смоленском.
Получив это письмо, да еще и такого важного человека, ответственный Московский губернатор, в отличие от Смоленского, развернул активную работу - началась срочная эвакуация раненых, которых в городе было более трех тысяч, жители, предупрежденные начальством, старались сами покинуть город. И хотя это происходило в спешке и не всегда организовано, но большая часть горожан смогла уехать. Предупрежденный о пожарах, Федор Васильевич мобилизовал все возможные пожарные службы и полицейские части, что в дальнейшем очень пригодилось - пожаров было мало и они не нанесли такого ущерба, как в реальной истории. Это был первый камешек из заранее приготовленных Натальей, брошенный под колеса истории и изменивший ход жизни.
К удивлению медиков, продолжавших пользовать военных средствами из заветного Яшиного сундучка, состояние Багратиона не становилось хуже, хотя лихорадка и держалась какое-то время, слишком уж рана была тяжелой, но угроза гангрены отступила. Неплохо себя чувствовали и остальные раненые, даже просились вновь в полк, на поле боя, особенно Дмитрий, но его уговорили остаться, чтобы помочь ухаживать за командиром. Сметливость Яши и лекарства из заветного сундучка послужили опять камешками, которые изменили реальную историю.
Для наших военных битва кончилась, но продолжалась она для тысяч других солдат и офицеров, стоявших насмерть под небольшой деревушкой под звонким именем - Бородино.
Глава 13. Уходили в леса партизаны…
Глава 13. Уходили в леса партизаны…
Вновь мысленно перенесемся на Бородинское поле, где не затихает сражение. Канонада пушек слилась в единый грохот, земля, не переставая, дрожала от залпов артиллерии, солнце скрылось за тучами гари и пороха. Раскаленные пушки выходили из строя или разрывались от перегрузок. Тысячи трупов сплошным покровом устилали поле битвы, разбитые полки, батальоны и эскадроны смешивались в единую массу, продолжая драться с противником. Пехота бросалась на кавалерию, артиллеристы защищали свои орудия до конца. Штыковые атаки с обеих сторон сменяли друг друга бесконечной чередой.
Кровавые испарения витали над Бородинским полем, кровь окрашивала речушки и ручьи в алый цвет. Тысячи лошадей в панике метались среди разрывов и воронок. Батареи, слишком поздно получали данные о том, в чьих руках находятся те или иные позиции в данный момент, частенько обстреливая своих.
За четырнадцать часов массового истребления, россияне и войска Наполеона израсходовали почти три миллиона ружейных и пистолетных патронов, а также выпустили сто двадцать тысяч ядер и зарядов картечи. Подобного накала страстей и расхода боеприпасов военная мировая история на тот момент ещё не знала.
Но подробнее рассказать о битве нет ни возможности, ни таланта автора, да и об этом столько написано, что не нам тягаться с сочинениями разных авторов - от Льва Николаевича Толстого до мемуаров французских маршалов.
Поговорим же мы о другом. До сих пор не утихают споры о том, кто же победил седьмого сентября 1812 года в битве при Бородино? По разному оценивали итоги битвы французский и русский военноначальники.
Наполеон Бонапарт писал: «Бородинское сражение было самое прекрасное и самое грозное, французы показали себя достойными победы, а русские заслужили право быть непобедимыми».
А так доносил Михаил Кутузов императору Александру I о итогах сражения: «Сей день пребудет вечным памятником мужества и отличной храбрости российских воинов, где вся пехота, кавалерия и артиллерия дрались отчаянно. Желание всякого было умереть на месте и не уступить неприятелю. Французская армия не превозмогла твердость духа российского солдата, жертвовавшего с бодростию жизнию за свое отечество».
Современные историки оценивают итоги Бородино как патовую ситуацию - и французы не выиграли битву, и русские ее не проиграли.
Но лучше всего об этом написал Лев Николаевич Толстой, который утверждал, что в этой битве "французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге. Французы вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу, не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее."
Но что же послужило причиной такого бегства? Это - та самая «дубина народной войны», о которой пишет далее Толстой. На защиту отечества народ поднимался, как свидетельствовали очевидцы, «не по распоряжению начальства», а «сам собою» с первых же дней войны, хотя не везде сразу.
Для российской аристократии это было шоком - ведь французы считались культурной элитой, а Наполеон - великим полководцем, кумиром многих дворян. В Европе Наполеон одерживал победу за победой. Причем нельзя сказать, что он имел значительное преимущество перед другими странами. Против Австрии силы были примерно равными, но он одержал безоговорочную победу. Европейские обыватели не видели в нем врага.