И тряслись и трепетали!..
Лучше б в поле закричали...
Но другие горло драли:
"И до нас придет пора!"
Бурцов, брат, что за раздолье!
Пунш жестокий!.. Хор гремит!
Бурцов! пью твое здоровье:
Будь, гусар, век пьян и сыт!
Понтируй, как понтируешь,
Фланкируй, как фланкируешь,
В мирных днях не унывай
И в боях качай-валяй!
Жизнь летит: не осрамися,
Не проспи ее полет.
Пей, люби да веселися!-
Вот мой дружеский совет.
- Браво, отличные строки! За гусар! За Бородино!- возгласы были искренними, стихотворение действительно прекрасное, даже фильм про Давыдова в будущем назвали по знаменитым строкам. Даже Миша, далекий от поэзии, их знал. А Давыдов пригорюнился:
- Как там Петр Иванович, я ведь его адъютантом был. Говорят, он ранение сильное получил.
- Вы про Багратиона говорите? Слава богу, поправляется он, мне об этом муж хозяйки соседнего имения, Дмитрий Иванович Ржевский написал, лечится он под Москвой,- это Миша спешит успокоить Давыдова.
- А вы отнюдь не простец, Михаил Иванович, какие знакомые у вас именитые! - это Анатоль задумчиво сказал, а Миша потупился и промолчал, а про себя подумал, что иначе в этом обществе нельзя.
«Гусарки» гудели теплом, и усталые партизаны, разомлев, уже располагались, кто где смог найти место. Давыдов, видя это, сказал:
- Ну ладно, господа, пора отдыхать. А мы тут посидим с хозяином, покумекаем, что с нашим «урожаем» делать.
- Есть хороший вариант - отвести все находки в Деревенщики, к графине Ростовцевой, это в стороне от дороги, туда французы не дошли, - Мише очень хотелось, чтобы Давыдов согласился с его предложением - он и Полину бы проведал, и Наталья Алексеевна вместе с военными что-нибудь да и придумала.
- Ну что же, так тому и быть. Нам надо руки освободить да и дальше идти.
- Вы спите, Денис Васильевич, а я пойду посты проведаю,- и Миша вышел из избушки.
Глава 16. Ловля Наполеона на живца.
Глава 16. Ловля Наполеона на живца.
Погода стояла ясная, морозная, и Миша с удовольствием дышал этим чистым воздухом, не сравнимым с воздухом будущего. Рядом кто-то заворочался, и Миша насторожился, достал пистолет:
- Кто тут?
- Я это, ваше благородие, Прохор, на часах стою.
- Как тут? Все в порядке ? Что у соседей в заимке?
- Все тихо, коней обиходили, поели каши- им Авдеич сварил, да спать легли.
- А ты откуда знаешь?
- Да приходил он недавно, опять туда ушел, следить за порядком.
- И ты в оба глаза гляди, я пойду вздремну, потом тебя сменю. Не зевай, часовой!
- Так точно, ваше благородие, я больше не буду, - голос детский, виноватый.
- Эх, Проша, совсем ты молод, дите- дитем. Тебе бы с девками деревенскими в салочки играть, а не на посту стоять, - и с этими мыслями Миша зашел в дом.
И вдруг ему так захотелось прижаться к Полине, обнять ее, послушать, как толкается его дочь - а он мечтал только о девочке, Сонечке, что сердце невольно защемило от тоски по близким. И Мише вдруг вспомнилась старая советская песня, очень близкая этой ситуация, и ему очень захотелось ее спеть. И, присев перед печкой, он тихим голосом начал петь шепотом, почти про себя, стараясь не разбудить спящих:
Бьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза.
И поет мне в заимке любовь
Про улыбку твою и глаза.
Про тебя мне шептали кусты
В белоснежных полях под Москвой.
Я хочу, чтобы слышала ты,
Как тоскует мой голос живой.
Ты сейчас далеко, далеко,
Между нами снега и снега.
До тебя мне дойти не легко,
А до смерти - четыре шага.
Пой, гитара же, вьюге назло,
Заплутавшее счастье зови.
Мне в холодной землянке тепло
От моей негасимой любви. (Музыка Константина Листова, стихи Алексея Суркова.)
Миша и не заметил, как к нему подошел Давыдов и так же тихо сказал:
- Чудо песня, кто написал? Даже не знаю, кто мог сочинить такое – «до тебя мне дойти не легко, а до смерти четыре шага». Автор явно наш, военный, - и Миша только смог пожать плечами и развести руками.
- Пожалуйста, запишите мне ее, Михаил Иванович, я ведь не успокоюсь, пока автора не найду.
Тут, на счастье Миши, в избу вошел Прохор и начал громко:
- Ваше благородие, - но увидев кулак Миши, продолжил уже шепотом:
- Там из Славково крестьянин пришел. У них в деревне какой-то важный французский генерал расположился. И офицеров много с ним, а охраны мало.
- Что за Славково?- уточнил Давыдов.
- Да деревушка тут в трех верстах. Важный генерал говоришь? А как выглядит, не расспросили?
- Да такой, не сильно высокий, полный, одутловатый, волос темный.
- Наполеона напоминает по описанию,- Миша вспомнил, что где-то читал о том, что Наполеон действительно останавливался ненадолго в этой деревушке. - Вот было бы здорово поймать его!
- Вы как Александр Самойлович Фигнер, он тоже все мечтает самолично Наполеона словить. Но попробовать можно. Вы эти места хорошо знаете?
- Конечно, рядом с моим домом.
- Тогда собирайте своих крестьян, будем ловить Наполеона.
- На живца!- с улыбкой добавил Миша.
Маленький отряд, в который входил Миша, неразлучный Никита, Авдеич и несколько служащих Давыдова с ним во главе, быстро подошел к деревушке, занесенной снегом. Было тихо, место казалось пустым и вымершим. Лишь один дом светился тусклым огоньком, к нему-то и подошли потихоньку.
Окно было замершим, увидеть что-либо не предстояло возможности, а подойти ближе было опасно - вокруг дома ходили два часовых навстречу друг другу, что подтверждало слова крестьянина о важных военных, расположившихся там. Надо было придумать, как обмануть часовых. Тогда Никита одел заранее приготовленный маскарадный наряд - широкую юбку, которую он натянул прямо сверху брюк и большую цветную шаль -получилась такая толстая «баба на чайник».
Он подошел к крылечку и его сразу же заметили часовые:
- Attends, où tu vas! Qui es-tu? (Стой, куда идешь! Кто ты такая?).
- Не понимаю ничего, чего лопочут! Баба я местная, живу здесь, а в этом доме кум мой, я к нему в гости иду. Кум, понимаешь! Эх, немтыри какие, прости Господи!
- Kum! Qu'est-ce qu'un Kum? ( Кум! Что есть кум?)
- Крестный это сына моего, Егорки, экий ты непонятливый,- и он перекрестился и показал крестик.
Часовые что-то стали обсуждать, а пользуясь этой задержкой, Миша и Давыдов за их спиной на цыпочках пробрались в сени и тихонько приоткрыли дверь в избу. Оставив Давыдова караулить в сенях, Миша на правах хозяина заглянул в комнату. За столом сидел, действительно, какой-то невысокий человек полноватого телосложения с худым лицом и маленькими белыми руками, в синем мундире. Было темно, понять, действительно ли это Наполеон, точно было невозможно. Рядом на лавках расположились офицеры, которые чутко дремали.
Миша поднял заряженный пистолет и направил его на Наполеона- все-таки он чувствовал, что этот человек - именно знаменитый «маленький капрал», как его звали в гвардии. Он задержал дыхание и хотел выстрелить, но не смог - он чувствовал, что этого делать нельзя, тут не только история России, но и всего мира изменится, слишком это большая «бабочка», да к тому же мужчина повернулся спиной - а так стрелять вообще позорно.
Миша с Давыдовым переглянулись - они не знали, что делать дальше, время уходило, было слышно, что часовые уже теряют терпение, они все громче говорили и готовы были поднять всех на ноги. Выстрелить сейчас - это погубить себя и своих друзей, уйти так - тоже не возможно. И тут Мишу осенило - он закрыл верь и подпер ее какими-то дровами, сваленными в сенях, и потихоньку выскользнув во двор. Ее он тоже закрыл, да еще и привалил каким-то огромным деревом, валявшимся рядом.
Он уже хотел поджечь все это, но остановился - уж очень жестоко это выглядело. Так фашисты поступали в другую войну, но они же не такие. Ладно, пусть поспят, авось угорят от закрытой печки - а в избе действительно чувствовался угарный запах. А он руки марать не будет. И он чувствовал, что и Давыдов мыслит также, хотя они не обменялись ни словечком. И тут же мужчины вышли во двор, а Миша, войдя в роль пьяного крестьянина, закричал грубым голосом: