Выбрать главу

Катя наклонила голову на бок, изучая выражение лица Вики. Та злилась, но куда больше от смущения, чем от того, что ее тут продержали несколько суток по вине Кости. Ну, конечно. Ведь это Костя вытащил всю грязь о ней наружу. Вику, создающую образ идеальной снаружи (с намеком, что и внутри все отлично) бизнес-леди, жены и матери, не могло не пугать то, как аукнется ей эта история, когда они все вернутся в Москву. Впрочем, Катя не сомневалась: пара минут — и Вика возьмет себя в руки, став, как обычно, вежливой, доброжелательной и обаятельной. Особенно, если они все-таки смогут заставить мобильники заработать. В конце концов, ночью она почти сожалела о сделанном, а теперь уже была готова качать права. Актриса эта Вика, с какой стороны ни посмотри.

Катя устроилась на диванчике, молча наблюдая за приходящими. Вот вошла Лера, которая, похоже, полночи не спала. Костю она старательно не замечала. Катя поражалась тому, как Леру кидало от практически ненависти к Карине до не менее искренних сожалений, вплоть до слов «я любила Кариночку», говоря которые она, похоже, не обманывала. В тот момент, когда их произносила. Эмоции в Лере не задерживались, сильно проявляясь на пике, а потом сходя на нет. Так что и сама Лера, наверное, не знала точно, как она к кому относилась. Разве что детей она своих любила совершенно искренне и долгосрочно. Это Кате было очевидно. Странно и непонятно, но очевидно. Она никогда не испытывала к Лере симпатии, но знала, что вряд ли сама окажется способна так самозабвенно любить своих детей, если они вообще у нее когда-нибудь появятся. И именно это знание о Лере и делало ее в глазах Кати заведомо невиновной. Именно поэтому ее сережка пошла «в ход» первой. Как затравка для остальных. Как попытка встряхнуть ребят.

В отношении Вики она сомневалась куда дольше. Все совершают ошибки. Когда они все планировали, Катя не знала, что подвигло Вику зарабатывать деньги нелегальным образом. Не знала она и того, как девушке удалось столь легко уйти из этого бизнеса. Сама Вика дала пространное объяснение, которому Катя не поверила. Но то, что сейчас Вика не была замешана ни в чем подобном, тут сомнений не возникало. Мишин частный детектив свою работу сделал хорошо. Вика была немного манерной, склонной к самолюбованию и созданию образа идеала. Но, пожалуй, несмотря ни на что, Катя ей даже симпатизировала. За силу характера, пусть и применяемую порой, на взгляд Кати, не в том направлении. За умение добиваться своего. Пусть Кате она и казалась зависимой от успеха и от мнения окружающих, она не могла не признавать — Вика с этим жила красиво. Да и не каждая женщина способна вести свой бизнес.

Катя долго «играла» с мыслью о Вике-убийце. Той бы хватило хладнокровия. И, пожалуй, даже ее моральные нормы, при условии, что никто и никогда ни о чем бы не узнал, выдержали бы подобное. Но Вика была рационалисткой до мозга костей, еще большей, чем сама Катя. Убить без причины — нонсенс. Мотивом могла бы послужить угроза со стороны Карины рассказать о том, чем Вика занималась. Пригрозила же она Оле. Почему не Вике? Но в том-то и была проблема. Карина от мнения общественности зависела еще больше, чем Вика. Она бы, скорее, умерла, чем призналась в своих проблемах с наркотиками. Они с Викой оказались в одной лодке. Нет, Вике не стоило опасаться разоблачения. И она это прекрасно понимала. Убить на эмоциях? Разозлиться настолько, чтобы толкнуть Карину? Нет, Катя могла бы легко представить себе спланированное убийство в исполнении Вики. Она бы продумала все до мелочей. И уж точно не забыла бы об алиби.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ромка, которого Катя всегда любила еще меньше, чем Вику. Слишком громкий, слишком веселый, слишком балагуристый и несерьезный. За восемь лет он стал чуть сдержаннее и чуть сознательнее. Но все равно — простой как две копейки. Вроде бы. Катя всегда понимала его хуже, чем остальных, а потому не знала, может ли за этой кажущейся беспроблемностью и открытостью скрываться что-то еще. С Костей он поздоровался за руку, глядя в глаза. Да, из них всех он, если не врал о своем хорошем отношении к Карине, действительно был единственным, кто не имел оснований испытывать чувство вины.