Василий Сигарев
Метель
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
МАРЬЯ ГАВРИЛОВНА, или МАША — бледная девица семнадцати лет
ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА, её мать
ГАВРИЛА ГАВРИЛОВИЧ, ее отец
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ, поручик
ДРАВИН — корнет в отставке, 40 лет
К.И.Т. — подруга корнета, пожелавшая остаться инкогнито
СВЯЩЕННИК
БУРМИН — молодой гусарский полковник
МОЛОДЦОВ
НАСТЯ — горничная
ПРИСЛУГА
Первое действие
Ох, судьба, судьба, судьба! Вне всяких сомнений, ты самая загадочная дама на свете. Самая загадочная и самая непредсказуемая. Ты вплетаешь в наши скромные стези такие свои иронии, что они оборачиваются питательной пищей для пылких умов художников слова. Иной раз и не понять: шутишь ли ты иль осыпаешь нас своими странными капризами с каким-то особым, непонятным умыслом.
А может быть, тебя и вовсе нет?
Нет, есть!
Знаю, есть. Иначе твоей жестокости не было бы иного объяснения.
Эх, судьба, судьба, судьба…
Первая картина
Бал в усадьбе Гаврилы Гавриловича Р. В зале по столичному шумно и, в то же время, как это водится в кругах провинциальных помещиков, чрезвычайно весело и незаурядно. Гремит музыка. Молодые пары кружатся в вальсе. Старики сидят в углу за столом и «шалят» с фортуной по пяти копеек в бостон.
Гаврила Гаврилович и Прасковья Петровна — жена его, там же, но «шалости» с фортуной, по всей видимости, не вызывают у них того магнетического азарта, что присущ прирожденным игрокам и игрокам преклонного возраста. Они поминутно оглядываются в сторону Марьи Гавриловны, или Маши, как мы будем ее называть, которая в свою очередь бросает взволнованные взоры на массивные двери в переднюю. Возле нее топчется миловидная девица с невообразимо пестрым веером и прелестным личиком. Она соизволила сохранить свое настоящее имя в тайне, разрешив использовать только инициалы, поэтому довольствуемся этим — К.И.Т.
К.И.Т. (Громко). Он?!
МАША. О, нет же! Это не он. Не Володя… Володя совсем другой.
К.И.Т. (Разочарованно.) Жаль… Как жаль. Этот очень даже ничего. (Задумчиво.) Красивый, живой, энергичный, как шампанское. Я бы вам завидовала, милая, если бы это оказался ваш Владимир Николаевич. Ой, как бы завидовала! Жаль, что это не он… С другой стороны, чем черт не шутит — с другой стороны мне не придется отбивать его у вас. (Смотрит на гусара горящим взором.) Ведь так?
МАША. Что?
К.И.Т. О! Я вижу, вы витаете в облаках, милая. Неужели, всерьез влюблены? Если это так, то я за вас безумно рада. Вернее, за нас, потому как, по всей видимости, я тоже скоро вознесусь на небеса.
МАША. О чем вы?
К.И.Т. О любви, глупенькая, о любви! Похоже, это чувство вновь посетило меня.
МАША. Я не понимаю вас?
К.И.Т. Боже, вы совсем потеряли голову. Как это мило, как прелестно, как очаровательно. Неужели, и со мной такое будет? Неужели в скором времени, и я точно также буду парить в поднебесье и не понимать смысла простых слов. Как это, должно быть, чудно…
МАША. Помилуйте, о чём вы?
К.И.Т. Я влюбилась, Марья Гавриловна! Влюбилась только что, прямо здесь, в доме вашего батюшки!
МАША. В кого?
К.И.Т. В того самого корнета, о котором минуту назад мы с вами говорили.
МАША. Но он же…
К.И.Т. Да, да, вы правы. Он не совсем молод, но разве любовь имеет право влюблять нас только в молодых? К тому же, среди сегодняшних кавалеров он самый юный. Может быть, не телом, но душою уж точно. Вы только поглядите на него, милая! Боже! Сколько в нём жизни! Шампанское! Настоящее французское шампанское! Веселое, игристое… И сладкое. Я буду счастлива, если ваш Владимир Николаевич окажется таким же.
МАША. Господи, тише!
К.И.Т. Чего вы боитесь, глупенькая?
МАША. Я не боюсь. Просто… (Смотрит на двери). Ну где же он?
К.И.Т. Да, это престранно. Быть может, он вовсе не испытывает к вам ответной склонности.