2-я ДЕВИЦА. С тростью.
1-я ДЕВИЦА. (Бросает многозначительный взгляд в сторону Марьи Гавриловны.) Ах, этот… Ничего особенного. Птичья такая фамилия, то ли Курочкин, то ли Куропаткин. Прожига. Перед войною промотал все наследство. Теперича почти без гроша… Лучше поглядите на того, что с перевязанной рукой и Георгием в петлице. Это Бурмин. Ему двадцать шесть лет. Некогда был ужасным повесою и грозою местных Артемид. Но молва уверяет, что остепенился и теперь нрава тихого и скромного, во что верится, правда, с превеликим трудом.
2-я ДЕВИЦА. Отчего же?
1-я ДЕВИЦА. Как же отчего… Вы только посмотрите какие хищные взоры метает он по женским шеям и плечикам. Прямо голодный тигр в центре стада антилоп.
2-я ДЕВИЦА. Вы несправедливы к нему, моя дорогая. По-моему, он уже выбрал объект своих притязаний.
1-я ДЕВИЦА. И кто же это?
2-ДЕВИЦА.Как… Вы еще не догадались?
1-я ДЕВИЦА. Помилуйте, не томите.
2-я ДЕВИЦА. Но это же очевидно. Ей и только ей посвящен этот взгляд.
1-я ДЕВИЦА. Но кто же она, эта счастливица?
2-яДЕВИЦА. (шепотом.) Марья Гавриловна…
1-я ДЕВИЦА (глядит на Бурмина.) Бог мой! Вы правы. Он буквально испепеляет ее.
2-я ДЕВИЦА. Не пройдет и дня, как он мобилизует свои любовные умения и тогда…
1-я ДЕВИЦА. Тогда ее бастионы капитулируют
МАША (строго.) Я не нахожу ваше замечание достаточно приличным.
1-я ДЕВИЦА. Какое именно?
МАША. Касаемое моей персоны.
1-я ДЕВИЦА. Я что-то не упомню, чтобы мы поминали вас в нашей беседе.
МАША. Тогда попрошу и впредь не делать этого.
1-я ДЕВИЦА. Я вижу, вы настроены скандализировать. Раз так, мы вынуждены избавить вас от нашего общества. (Второй.) Пойдемте, дорогая. (Прасковье Петровне.) Бонжур.
ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Зачем ты нагрубила им, Маша?
МАША. Я не позволю шутить над моей памятию.
ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Над чем?
МАША. Пустое… Пойдемте отсюда, маменька. Все это не по мне. Эти люди, эти сплетни, эти… Все это.
ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Но Маша… Ты просто отвыкла. Мы никуда не ходили со смерти Гаврилы Гавриловича.
МАША. И правильно делали. Пойдемте, маменька.
ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Ты разбиваешь мне сердце, Маша! Сколько можно жить отшельниками? Я уже стара. Так стара, что чувствую, как костлявая наступает мне на подол платья… И Гаврила Гаврилович вот зовут к себе. Но я не могу умереть, покуда не разрешилась твоя судьба. Я должна принести ему на небеса хорошие известия.
МАША. Не говорите мне про Судьбу, маменька! Я ненавижу ее!
ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Как смеешь ты говорить такое, глупое дитя?!
МАША. Смею! После всего, что она сделала со мною, смею.
ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Чего же такого она сделала с тобою, что ты говоришь так?
МАША. Сделала… Пойдемте отсюда.
ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Нет. Мы никуда не пойдем. Общество не одобрит таких капризов.
МАША. Меня не интересует мнение этого общества.
ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Тссс… Кажется, сейчас состоится первое знакомство.
МАША (взволнованно.) Уйдемте, маменька.
ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Стой!
ХОЗЯИН. Прасковья Петровна, разрешите представить вам Владимира Владимировича Бурмина. Герой войны, полковник. Имеет честь пребывать в отпуску в своем поместье по соседству с вашей деревней.
ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Позвольте познакомить вас с моей дочерью.
БУРМИН. Буду очень благодарен.
МАША (сухо.) Марья Гавриловна.
БУРМИН. (Целует ей руку.) Владимир Владимирович
МАША. (Прасковье Петровне.) Мне душно, маменька. Позвольте, я подожду вас на улице?
ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Хорошо, Маша. Иди.
МАША. (Бурмину.) Прошу прощения. (Уходит.)
ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Вы не обиделись на нее?
БУРМИН. Нет, нет, я ее понимаю.