– Утром расскажешь о своём житье- бытье. А сейчас иди, отдохни от трудной дороги домой.
Ночью из комнаты, где спал гость, слышались тяжёлые вздохи, стоны и щенячий скулёж. Отец с Матушкой подходили к двери, крестили её и произносили молитвы.
…..
Утро выдалось ясным, метель сдалась, взошло яркое солнце и всё наполнилось светом и блеском белого покрывала, укрывшего всё вокруг. Оно переливалось в солнечных лучах, словно дорогая парча, радуя глаз. Люди, перестав клясть непогоду, щурили глаза от солнышка, улыбались и шутили. Жизнь возвращалась в норму.
Отец Алексий был сегодня дома, церковные обряды он поручил проводить младшему священнику. Одет он был в мирскую одежду и вёл себя, как радушный хозяин. За завтраком был общительным и хлебосольным.
– А теперь, Павел, поделись с нами, что тебя, безбожника, в непогоду в церковь загнало? Ехал то домой, наверное? – Спросил он за чаем после завтрака.
Павел знал, что рассказать о произошедшем с ним вчера в родительском доме придётся рано или поздно. Но когда настало время, готов был провалиться сквозь землю или исчезнуть облаком в небе, только бы ничего не говорить. Было больно, было стыдно, было непонятно – за что с ним так обошёлся единственный родной человек на земле? Собрав всё своё мужество, он рассказал кратко о своей жизни в тюрьме, о маминых свиданиях, о дороге домой сквозь вьюгу и о предательстве сестры. За столом воцарилось тяжёлое молчание. Каждый из присутствующих пытался осмыслить, понять, почему это всё произошло.
– Как же она могла, так с тобой …? И Бога не побоялась… – Горестно вздохнула Матушка.
– И куда ты теперь подашься, не в тюрьму же обратно? – Спросил Отец Алексий.
Павел покачал склонённой головой.
– Не знаю. Ничего сейчас не знаю.
– А может всё правильно произошло, и ты получил по заслугам? – Отозвалась Татьяна от окна, где любовалась красивым зимним утром.
Павел поднял голову и посмотрел на девушку.
– Что ты мелешь, непутёвая? – Перекрестившись, воскликнула Матушка.
– Татьяна! Перестань умничать! – Повысил голос Отец.
– Конечно. Проще мне рот закрыть и жалеть бедного страдальца, чем разобраться. Он человека покалечил ни за что. Свою жизнь тоже покалечил.
– Я не хотел его калечить. Удар не рассчитал. А что я должен терпеть, когда он обзывал мою сестру последними словами? Молчать должен был, да?
– Он не обзывал её. Он называл её тем словом, которое она заслужила. Он один пытался сказать тебе правду, что сестра у тебя гулящая, и твои друзья, за твоей спиной, тягаются с ней и смеются над тобой.
– Татьяна, прекрати! – Повысил голос священник. – Ты не можешь знать этого и судить об этом не имеешь права.
– Папа, мне было на тот момент 12-13 лет, я хоть и дочка священника, но не слепая, не глухая и не дурная, чтобы не понимать, что происходило. Это Паша тогда был несведущим и кинулся в её защиту. Вот она и отплатила тебе вчера. По полной. От всего своего сердца змеи подколодной.
– Таня, доченька, зачем же ты так злобно бьёшь Пашу? Ему и так уже досталось…
– Мама, если я этого ему не скажу, не скажет никто. И будет он считать себя невинно пострадавшим и будет пеплом голову посыпать. Нет. Пускай один раз в чан с дерьмом окунётся. Выкарабкается, значить будет жить. Ну, а на нет, как говорится…
Неизвестно чем бы закончился спор, если бы ни послышался лай дворового пса, который реагировал так на громкий стук в калитку. Отец Алексий вышел во двор и вернулся в дом с участковым милиционером, говоря на ходу.
– Чего это он беглый? Он освободился по УДО, сестра его выставила из родительского дома, я его и позвал на ночлег. Чего ты, Дмитрич, разбушевался?
Участковый милиционер, войдя в дом, поздоровался и попросил предъявить документы всех не местных. Павел показал справку об освобождении. Тот её внимательно перечитал два раза, но не вернул.
– Ты, Павел Константинович, был вчера по месту жительства твоей сестры? В котором часу? Когда ушёл и куда?
– У меня нет часов и точного времени я не знаю. Пробыл в доме минут пять, не больше, она меня прогнала. Когда я вышел на улицу, то услышал звон церковного колокола и пошёл к храму. А что случилось? Кого я на этот раз покалечил?
– Ты не умничай, умник. – Грубо оборвал его милиционер.– Дом твоих родителей сгорел сегодня ночью, ты подозреваемый в поджоге.
– А Нина, Нина жива, не пострадала?!
– От неё же заявление о поджоге и поступило, два часа назад, значит – живая.
– Ничего я не поджигал. Не до этого мне было. Мозги в кучу собрать не мог – мама умерла, а я не знал, права на дом лишили, жить негде, сестра отреклась…
Отец Алексий откашлялся, прочистив горло.