– Картограф хренов, – восхищенно пробормотал я, почесав затылок и стянув шапку, – Жарко…
– То-то брат, что жарко. Вот теперь – живём! – Серёга распахнул куртку и вернулся к карте, – Смотри дальше. Если мы здесь, на притоке… Без разницы, где именно, потому как подойти к нему мы могли только с одного направления, уж если бы мы перешли в пути реку – мы бы явно заметили. Значит мы на этом берегу. Приток идёт вот так, направо от нас, и впадает в реку. Эту же реку пересекает наша «жэдэшка», вот тут мост. Как отогреешься и кончится метель, пойдёшь вдоль берега…
– Это что это значит «пойдёшь»? – удивился я.
– То и значит. Ты пойдёшь, а я на тебе проеду.
Я не весело усмехнулся.
– Не отвлекайся. Пойдём по берегу. Дойдём до реки, и дальше уже пойдём вдоль неё до самого моста. А там двигаемся прямо по линии, до станции. Это, конечно, дня два. Но, если отогреемся, и бурана больше не будет – сдюжим. После такого-то мы всё сдюжим, Санька. А теперь… Подбрось-ка дров в печку, да давай спать. Станет холодно – подкинем. А пока… Не могу я больше. Чувствую, что вот-вот провалюсь… Всё, баста. Дальше утром думать будем.
Серёга, матерясь сквозь зубы, закинул раненую ногу на топчан. Снял шапку, положив её под затылок, и вскоре задремал. А я ещё наверное с полчаса сидел у печи, следя за огнём и подкармливая его дровами.
В итоге я всё же разломал стул. И отправив его обломки в жерло буржуйки, тоже улёгся на топчан. Спальное место в доме было одно, но тесноты я никакой не чувствовал. Да я бы сейчас уснул и на узкой лавке, и на полу, и где угодно. Лишь только стоило мне закрыть газа, как усталость сразу взяла своё, и я провалился в абсолютно чёрный, непроницаемый и глубокий сон.
Проснулся я уже поздним утром. По крайней мере, в окно избушки во всю светило ослепительное зимнее солнце. Из этого можно было сделать ещё один вывод – за ночь метель улеглась. Небо прояснилось, а значит наши злоключения закончились. Ну, хотя бы какая-то их часть.
Тело по ощущениям как будто заржавело. Суставы скрипели, не желали гнуться. Мне стоило огромных усилий даже просто сесть на топчане и свесить ноги. Взгляд мой сразу упал на пол. Точнее, на сани из еловых лап, на которых, как и вчера, перед тем как я вырубился сидя у двери, лежало тело Серёги.
Нет, на этот раз я не испугался. Глупо бояться друга, который спас тебе жизнь. Живой ли, мёртвый… Это был мой друг.
Конечно, человек более рационального мышления, мог бы списать вчерашние события на панический бред. Посланные мозгом спасительные галлюцинации, которые бывают в тех самых экстремальных ситуациях. Смешавшийся с явью сон.
Но, я знал, что это Серёга, увидев что я опустил руки, и попросту замёрзну, задержался на одну ночь на этом свете, чтобы не дать погибнуть ещё и мне. Он был настоящим другом. Был, и навсегда им останется. Не таил он никакой обиды. Знал, что если так случилось, то нужно выжить хотя бы одному. Знал, что я приложил все усилия, чтобы вытащить нас обоих.
– Серёга-Серёга… Как же?.. – я тяжело выдохнул.
Стащил себя с топчана, подошёл к другу, и осторожно закрыл ему глаза.
– Как же это? Будь оно всё… – я упал обратно на топчан. Нащупал в кармане пачку сигарет. И закурил.
На столе, там где мы её оставили, по прежнему была разложена карта.
Я выбрался. Тем маршрутом, который и указал мне Серёга. За те самые два дня. Уже на ходу я понял, почему он говорил о двух днях, хотя везя его на санях мы добирались бы минимум четыре. Ночью, сонный и измотанный, я не придал этому значения. А вот фраза «ты пойдёшь» запала мне в душу ещё в тот момент, как он её произнёс. Ещё с тех пор, как он только меня разбудил, я подозревал что всё будет так, как я обнаружил на утро. Но, я был слишком уставшим чтобы бояться. Слишком уставшим, чтобы обдумать это как следует. Я доверился другу, и друг вывел меня. Ни разу за всё время что я знал его он меня не подвёл. Не подвёл и в нашем последнем походе.
Конечно, я отметил место расположения избушки на карте. Мы прибыли туда вместе со спасателями спустя неделю, чтобы забрать тело Серёги. Дом оказался времянкой браконьеров, перекрывавших приток сетями во время нереста рыбы, да временами стрелявших пушнину. Но, это уже не имеет никакого значения…
Прошло тринадцать лет. Сейчас мне тридцать три года. У меня есть семья, жена, двое сыновей. Каждый год я приезжаю на могилу к Серёге. Подолгу сижу на лавке у памятника, где на фото он всё такой же веселый, глядящий с хитрым прищуром, как в наши студенческие дни. Каждый раз я прошу у него прощения, за то что не смог вытащить его тогда из леса живым. Я знаю, что только благодаря ему моя жизнь продолжается, и я могу радоваться каждому дню. И знаю, что когда я умру и встречу его там, я наконец-то смогу сказать ему спасибо, которое не успел сказать той ужасной таёжной ночью.