Перечислять можно бесконечно, потому как кого здесь только не встретишь, но обычно летом, которое у нас короткое и нежаркое.
– Я сейчас Василичу позвоню и всё узнаю.
Андрей Васильевич – бывший участковый, вышедший несколько лет назад на пенсию, до сих пор в курсе всего, что происходит в посёлке. От него не скрыться, даже если очень захотеть. Слышу, как дед общается с Василичем на повышенных тонах, а по проскакивающим слова и постоянном упоминании моего имени понимаю, что уже сегодня я буду знать всё о Сказочнике.
– Ну что? – интересуюсь, как только вхожу на кухню и улавливаю аромат булочек. Вероятно, тётя Римма уже побывала у нас.
– Всё узнает, Мань. Ты не переживай. Найдём и накажем! – опускает кулак на стол, тут же почёсывая тыльную сторону ладони.
– Зачем наказывать? Беседу провести. Воспитательную, – предлагаю свой вариант. – Я и сама хороша: решила быстро пробежаться до магазина в привычной для столицы обуви и расстелилась прям перед его капотом. Повезло, что вовремя остановился, а то… Приехала домой, называется.
– Извинился хоть?
– Нет. – И тут я говорю чистую правду, потому что вместо извинений, Сказочник указал мне на неподобающую одежду.
– Вот за это и наказать!
– Ты сначала его найди.
– Василич найдёт, не переживай. Всё знает, всё видит, никто от него не ускользнёт.
– Вот и посмотрим.
Заканчиваю спор, не надеясь встретить мужчину, виновного в том, что я сейчас готова скулить при каждом неосторожном движении. Принимаюсь за готовку для себя, потому как заботливая соседка обед для дедушки, полезный и ароматный, уже принесла и выставила на столе. Стук в дверь отвлекает лишь на секунду, а затем дед направляется в прихожую, и через минуту до меня доносятся уже два мужских голоса, один из которых незнаком.
– Мань, я тебя познакомить хочу. – Стою спиной, ополаскивая овощи в раковине и нарезая картошку. – Четыре года уже Алексей к нам приезжает, стал практически своим, местным. Человек основательный, серьёзный, рассудительный. Иногда ко мне в гости заходит, поговорить, чай попить. И не только чай. Мань, ну повернись уже!
– Здравствуйте, Маша. Много о вас слышал…
Выключаю воду, а обернувшись, не верю своим глазам. Передо мной Сказочник…
– Алексей, значит? – Мужчина растерянно кивает, а меня потряхивает оттого, что она так нагло ворвался в мой только что начавшийся день. А напоминание в виде болезненного ушиба не позволяет контролировать то, что сейчас вылетает из моего рта: – Так вот разочарую я вас, Алексей, – медленно подхожу почти вплотную, – местная я.
– Понял уже, – сглатывает, не отводя взгляда и изучая меня. – Так бы и сказали, что внучка Ильича. Я бы тогда…
– Что? – прищуриваюсь. – Отказался бы от язвительных комментариев или протянул руку помощи?
– Я протягивал, – оправдывается и делает шаг назад, увеличивая дистанцию и отходя к двери.
– Неискренне как-то протягивал. Скорее, наслаждался моими попытками подняться и сохранить остатки гордости на глазах у любопытных зрителей.
– Тоже хороша, – неожиданно заводится и шагает вперёд. Вновь оказываемся слишком близко друг к другу. – Вырядилась, как на светский приём, вышагивая на высоченных шпильках. Да ещё и с пакетом продуктов…
– Мог бы и помочь донести! – повышаю голос и перехожу на «ты», вступая в полемику с мужчиной, не желающим уступать. – Или предложить довезти домой, чтобы я на высоченных шпильках, – кривляюсь, имитируя сказанное им словосочетание, – не свернула себе шею где-нибудь.
– Да я хотел! Но ты рыкнула, обозвав меня сказочником, и сорвалась с места.
– Я-я-я?!
– Да. Ты! Стая гончих бы не догнала. Уверен, если бы поехал следом, к сказочнику добавилось бы множество неприятных эпитетов.
– Так ты испугался просто? А, вот оно что. И как я сразу не догадалась! Большой бородатый мужик не извинился только потому, что испугался хрупкую девушку, – упираюсь пальчиком в его грудь, желая проделать дыру.
– Да я хотел извиниться! – Сказочник перекрикивает меня, повышая голос. – Поэтому и пришёл к Ильичу.
– А ты Ильича, что ли, сбил?
– Поспрашивал, тебя не знает никто, вот и пришёл к Ильичу, чтобы узнать, кто такая и откуда.
– Узнал? – складываю руки на груди.
– Узнал.
– Извиняйся, – требую, ожидая самых искренних слов.
– Извини, – выплёвывает одно слово и разворачивается, покидая кухню. Через несколько секунд входная дверь отворяется, и мужчина несётся к калитке.
Часто дышу, как после многокилометрового марафона, и борюсь с желанием броситься вдогонку и придушить наглеца. Его извинения больше похожи на одолжение. Искренностью там и не пахнет.