Выбрать главу

— Я первый, — уверенно сказал Паша и, едва я только подумал о том, чтобы возразить ему, наклонился и на корточках пролез в дыру.

Я немного подождал, после чего пролез вслед за ним.

Мы вылезли возле самой мусорки, места, куда сваливают все бракованные товары и детали, а так же древесину неподходящего качества. Тысячи видов разнообразных обломков всех форм и размеров, спрятаться среди которых оказалось плёвым делом. Но не это было мне сейчас интересно — в данный момент не очень далеко от нас группа рабочих разгружала длинную фуру, вытаскивая из неё длинные узкие коробки — заготовки для дальнейшей сборки. И несколько рабочих носили блестящие кейсы, довольно много — пара десятков там точно была.

— Интересно, что в этих кейсах? — шёпотом спросил Паша.

— RD, — не задумываясь, ответил я. — Вот сукин сын, обещал ведь, что закончит с этим!

— Надеюсь, у вас есть пропуски, — неожиданно раздалось у нас за спинами.

Паша дёрнулся слишком быстро, отчего его тут же огрели прикладом автомата по голове. Он упал на кучу коробок, даже не пикнув. Я оказался немного медленнее, и именно поэтому на меня отреагировали не так агрессивно. А может потому, что я на вид не представлял угрозы.

Их было трое, один с автоматом Калашникова, два других с импортными «Инграмами». Баллончик с перцем был всё это время у меня наготове, так что я, не раздумывая, брызнул тому, который вырубил Пашу, в лицо длинной струёй. Автоматчик взвыл и, отшатнувшись, схватился за глаза. Один из оставшихся заехал мне ногой в лицо, я выронил баллончик и упал рядом с Пашей, едва не потеряв сознание, но при этом уже точно проиграв не начавшееся сражение.

— Хватит ныть! — прикрикнул один из них на воющего товарища. — Это ж обычный перец! Вот, смотри!

Напавший на меня подобрал баллончик, широко открыл рот и пару раз побрызгал туда.

— Видишь?

При этом на его лице не дрогнул ни один мускул.

— Эй, а этот ещё шевелится! — второй заметил, что я всё ещё в сознании.

Следующий удар я даже не почувствовал — так быстро пришло небытие.

Глава 17

Бывают такие люди, которых их ошибки ни чему не учат. Жизнь нас бьёт под дых каждый раз, и мне порой кажется, что с каждым таким ударом я становлюсь только тупее, словно бы мозги понемногу вышибаются. Вот мы были вдвоём, на вражеской территории, посреди белого дня, в обычной одежде. Так спрашивается, какого хрена мы оба смотрели в одну и ту же сторону, проигнорировав тылы? Теперь из-за этой ошибки нам придётся расплачиваться.

— Паша, ты там живой? — спросил я, максимально повернув голову влево в сторону Паши.

Я всерьёз опасался за его здоровье. Судя по всему, RD в его организме уже рассосался. Приложили его хоть и один раз, но достаточно сильно, чтобы он был до сих пор без сознания. И если исходить из его слов о том, что без препарата его раны практически не заживают, то сейчас у Паши могут быть серьёзные проблемы.

Проклятье! Почему я не смотрел по сторонам?!

Паша промычал что-то невразумительное. Наверное, это хороший признак, значит, он вот-вот придёт в себя. Я не мог его увидеть, не мог посмотреть, в каком он состоянии — я был привязан к стулу крепкой верёвкой, которая не позволяла мне особо вертеться на нём. Судя по тем вмонтированным в стену кандалам, Паша был прикован к одному из них. Что ж, по крайней мере, из нас двоих хоть я сижу. Верхнюю одежду с меня сняли, оставив в рубашке, джинсах с пустыми карманами и в ботинках.

Голова болела чертовски сильно, такого уже давно не было, но эта боль была куда приятнее той, которая появляется у меня после применения моего дара. Руки заложены за спинку стула и тщательно связаны той же верёвкой, но спасибо благоразумию связавшего меня — пара сантиметров свободных движений ими у меня были, так что руки затекали не так быстро, как могли бы.

Я оглянулся, осматривая то помещение, где нас держали. Четыре на четыре метра, пол литой, грязный, стены из шлакоблоков, в некоторых местах сверху намазаны остатки строительного раствора. Окон нет, свет исходит из обычной лампочки в патроне, прицепленном к проводу, который крепится прямо к потолку. И одна-единственная дверь, по виду такая, словно её вытащили из какого-то бункера времён Второй Мировой — ржавая, тяжёлая.