— Ты тоже думаешь, что это — самоубийство? — прямо спросил я его.
Он долгую секунду смотрел на меня, и я видел, как на его морщинистом лице вздуваются желваки. Но в следующую секунду он резко развернулся и пошёл прочь.
— Семён! — окликнул я его. Он всё-таки обернулся на какое-то мгновение, но мне этого хватило. — Что сказали свидетели?
Наши взгляды встретились, и я мгновенно почувствовал упругую оболочку его ментальной защиты. Уткнулся в неё лбом, затем проковырял пальцем брешь и вторгся внутрь его сознания, тут же начав жадно подхватывать воскрешённые моим вопросом мысли.
Так это и работает — в большинстве ситуаций мне нужно встретиться взглядом с человеком, нащупать его защиту, естественный барьер, который должен не позволить мне узнать то, что я не должен знать. Чужие мысли, воспоминания, чувства, чужое сознание. Сознание — это не книга, которую можно открыть на любом месте, понадеявшись, что оно окажется нужным, мысли нельзя прочесть, они ведь не какой-то текст. Все сознания разные, найти абсолютно одинаковые невозможно даже у близнецов, поверьте, я как-то пробовал. Свобода воли порождает свободу мышления, вольный, строго индивидуальный порядок возникновения мыслей, разную скорость протекания реакций на различные события. Более того, одни игнорируют то, что для других является архиважным. И воспринимаем мы всё по-разному, по-разному запоминаем. Кто-то смотрит на картину в музее и восторгается таинственной улыбкой женщины, которую запечатлел гениальный художник и изобретатель, кто-то под лупой изучает на ней порядок нанесения различных слоёв краски, кто-то чувствует запах обычной тряпки вместо полотна, означающий, что картина — фальшивка, а кому-то вообще больше нравятся мужчины. Мы все разные, и я это вижу каждый раз, когда проникаю внутрь чужого сознания. Подобные вещи сразу бросаются в глаза, и благодаря этому я всегда чётко различаю, где мои мысли, а где мысли того, кого я в данный момент «читаю».
Мне в голову сразу бросился целый ворох мыслей Семёна. До этого я никогда не читал его мысли, приняв за правило никогда не «читать» друзей, как бы этого ни хотелось. У каждого должен оставаться тот личный уголок, в который кроме него никто не должен попадать. Но иногда, надеюсь, что очень-очень редко, приходится нарушать собственные правила. В письме говорилось, что самоубийство только выставляется как самоубийство, и что если я ничего не предприму, погибнет ещё несколько невинных людей. Но для того, чтобы хоть что-то предпринять, мне нужна была ниточка, за которую я могу ухватиться. Самостоятельно опросить свидетелей мне сейчас никто не даст.
Семён действительно сильно переживал за меня больше, чем за простого коллегу. Друг — понятие расплывчатое порой, но верное. Ещё он всё ещё ощущал во рту вкус спиртовой настойки и размышлял, что в следующий раз стоит добавлять в неё поменьше изюма. Он ненавидел эту Марину, которая выползла хрен знает откуда и заняла место его друга, не иначе как использовала свои связи, а у подобных женщин они непременно должны быть первосортные. А ещё благодаря своему наводящему вопросу я узнал то, что хотел узнать.
Одна старушка видела рано утром в окне, как жертва появилась в этом дворе, о чём-то громко спорила, как поняла старушка, по телефону, хотя этого и не разглядела. Затем она услышала «не надо!», после чего жертва вбежала в эту арку. Послышался короткий вскрик, и старушка вызвала полицию, но спускаться вниз не решилась, опасаясь за собственную жизнь. Прибывший патруль обнаружил уже остывающий труп с явными следами самоубийства, пусть и очень необычного.
Всё это я увидел за какое-то мгновение. Вынырнул, мгновенно ощутив, как моя башка налилась тяжестью, и температура в мозгах повысилась градусов на пятьсот, не меньше.
— Иди домой, Коль, — сказал Семён. — Ты хреново выглядишь. И рану на щеке обработай получше.
Он даже не задал вопроса, что со мной случилось, и откуда она взялась.
Я снял шапку, и мне тут же полегчало — лёгкий мороз хорошо остужал голову, унимая вспыхнувшую боль — расплату за свои способности. В последнее время приходится туго, если не принимать RD. Но его я стараюсь не принимать, только в исключительных ситуациях, когда от этого зависит моя жизнь.
Получив то, что хотел, я пошёл домой, так окончательно и не решив, прав ли мой наниматель или нет. Но что-то мне подсказывало, что всё-таки прав, что он что-то такое знает, что пока неизвестно мне, иначе бы не стал предлагать столько денег за дело, которое и раскрывать не нужно. А это означает только одно: впереди у меня будет несколько бессонных ночей в попытках выяснить правду. Предстоит много работы.
Глава 4
Залогом решения любой проблемы является правильная оценка сложившейся ситуации. Без верно полученной картины, фактов, невозможно двигаться дальше и искать средства противодействия этой проблеме, угрозе или задаче, которая в противном случае кажется непосильной. Только правильно поняв, что же именно от Вас здесь требуется, Вы можете попробовать начать действовать в нужном направлении, иначе все попытки обернутся вселенской катастрофой, если, конечно, Вы не самый везучий человек в мире. Что бы я про себя ни говорил о том, как мне всё время не везёт, я иногда к своей радости всё же оказываюсь не прав. Не знаю, в каком процентном соотношении изо всех ситуаций, где хоть что-то могло пойти не так, мне в итоге повезло, не скажу так же, подчиняются ли все эти случаи закону стандартного нормального распределения, или же здесь действительно всё случайно, но могу с уверенностью сказать, что мне везёт отнюдь не так часто и не там, где бы мне хотелось.
Сахарницу словно гвоздём к столу приклеили, и я никак не мог её сдвинуть, как бы отчаянно я этого ни желал.
У меня появилась проблема — сдвинуть сахарницу усилием воли, телекинезом, если так проще. Я не просто был убеждён, что я на это способен, я это знал. Я видел это. Но чёртова сахарница не желала сдвигаться ни на миллиметр в сторону моей руки.
Шаг первый, я оценил ситуацию.
Так что же идёт не так? Почему у меня не выходит? Я недостаточно силён, мало каши утром съел, или же сейчас неверное положение Луны на небе относительно треугольника Проксимы Центавра, Сатурна и Ио на небе? Хотя, я точно знаю, что мне поможет.
Шаг второй, я нашёл средство разрешения проблемы.
Но я не могу принять сейчас RD только ради того, чтобы попить чай с сахаром! Я дал себе обещание, что буду его принимать только в исключительных ситуациях. Нет, не буду, надо искать другой способ.
Шаг третий, единственный вариант был отвергнут как неприемлемый.
Итог: проблема всё ещё не разрешена.
— Чёрт!
Я взял сахарницу рукой, открыл её и зачерпнул чайную ложку с горкой. Высыпал в чай, размешал, попробовал.
— Вот так надо! — сказал я, глядя на сахарницу. — А ты упрямишься.
Я шумно хлебнул горячего чаю и принялся раздумывать о том, что же произошло с тем мужиком.
Поиск по имени, которое я узнал у Игоря, ничего не дал. Точнее, я выяснил номер его домашнего телефона, но, как я думаю, он мне нисколько не поможет выяснить, почему мужик убил себя. Вернее, кто-то его убил, самоубийство, которое не самоубийство. Он прошлялся по тому двору, с кем-то спорил, наверное, с убийцей, после чего вскрикнул «не надо», забежал под арку, где и вырезал собственное сердце голыми руками. Неужели это возможно? В смысле, там же рёбра мешают, да и больно, поди, дьявольски, но, однако я видел то, что видел. Хотя я и не исключаю того факта, что кто-то мог кокнуть его прямо в том переулке, затем вырезать ему сердце и вложить ему в руку, попутно вырвав пару ногтей и под оставшиеся тщательно насовать кусочки плоти. Жуть какая! Да и очень сложно такое сделать, Игорь подтвердил, что у убийцы, будь он хоть трижды гениальным хирургом, тупо бы не хватило времени на это. Жертва забежала под арку, вскрикнула, старушка тут же вызвала патрульных, и те приехали через десять минут. Жертва погибла в этом промежутке, но не стоит забывать, что она ещё проползла в предсмертных муках почти десять метров! Насколько я представляю, с вырванным сердцем даже прожить ещё хоть минуту нереально сложно, если вообще возможно. Конечно, пока не умрёт мозг, то человек технически жив, а мозг не был повреждён. Нехватка крови и, соответственно, кислорода его и убила вместе с болевым шоком, но это же всё не сразу происходит. При такой ране, как я понимаю, его скорее убьёт оторвавшийся тромб или попавший в артерию пузырёк воздуха. Бах! Инсульт. Но здесь всё равно только определённая вероятность, не стопудовая. А это означает, что после вскрика жертва была жива ещё какое-то время, минуты две-три наверняка, в течение которых она пыталась отползти от чего-то в сторону.