Дед прищурился, вглядываясь в значок и размышляя, не нажать ли на спуск. У меня от этого пробежал по спине холодок.
— Странный он какой-то, — промямлил дед. — В милиции вроде не было таких…
— Я что-то вроде дружинника, — пояснил я. Мне было куда проще оперировать знакомыми ему терминами, чем пытаться объяснить, кто такие следователи, и в чём разница между ними и теми же операми из полиции. — Мне можно вылезти?
— Ружьё не уберу, — заверил дед, но подвинулся и опустил ствол вниз, по-прежнему держа наготове.
Я вылез наружу, отряхнулся.
Похоже, дедок заметил меня на подходе к дому, или же тогда, когда я расчищал снег перед входной дверью. Быть может, счёл меня одним из членов этого клуба, но когда он услышал звон бьющегося стекла, то понял всё мгновенно, нашёл как мог быстро старое ржавое охотничье ружьё и пошёл самостоятельно разбираться с воришкой. Я вспотевшей кожей чувствую, как сквозит откуда-то из коридора и выдувает пыльный затхлый воздух в разбитое мной окно. У деда были ключи.
— Ты зачем, ирод проклятый, стекло разбил? — возмутился дед, опасно дёргая ружьём.
— Дело жизни и смерти, — заверил я его.
— Ну да! Стырить поди чего хотел, да только не нашёл, да? Да, здесь у них нет ничего, я уже…
Тут дед осёкся, но было уже поздно.
— Уже проверил? — подмигнул я ему.
Он открыл рот, глубоко вдохнул и нашёл, что сказать:
— Ты мне тут не это…
Для убедительности он дёрнул ружьём в мою сторону. Я тут же поднял руки вверх.
— Ладно-ладно, — торопливо сказал я. — Но дело действительно срочное!
— Жизни и смерти, говоришь?
— Да.
Я осторожно под полным подозрений взглядом деда достал из кармана фотографию и ткнул пальцем сначала на Писклю, а затем на старушку с фиолетовыми волосами.
— Ты знаешь их?
Дед прищурился, вгляделся в фотографию и затем уверенно кивнул:
— Это — Артур Молчанов, вроде как хозяин этого дома. А вот эта милая женщина — Ирина Борисовна. Всегда вежливая, красиво и опрятно одетая, но невероятно скромная.
Я хотел отпустить едкий комментарий по поводу того, что дед водит шуры-муры с, возможно, чьей-то женой, хотя при этом сам наверняка женат, но не стал.
— Мне нужно знать, где их найти, — сказал я.
Дед нахмурился:
— У меня вроде где-то адреса ихние были записаны… Что-то я не помню, то ли на полке рядом с огурцами, то ли в ящике комода… Ох, старость проклятая.
Ещё один плюс моего дара чтения чужих мыслей — мне не важно, помнит ли человек какое-то событие, или подзабыл его. Память человека — сильная штука, она, фактически, вечная, если, конечно, клетки мозга, хранящие эти воспоминания, не повреждаются и не умирают. Если человек что-то запомнил, то он запомнил это до самой своей смерти.
Я легко нашёл взглядом его зрачки, осторожно коснулся тонкого ментального барьера и без труда прорвался внутрь. Старик действительно пытался вспомнить, куда же он дел ту записку с адресами и телефонами на крайний случай, но он лишь помнил, как она выглядела — обычный тетрадный лист в линеечку, на котором синей гелевой ручкой что-то написано, но надпись в его воспоминании размыта временем и старческим склерозом.
Мне этого было достаточно для того, чтобы нащупать незримую, едва ощутимую нить, связывающую два воспоминания. Я ухватился за неё и аккуратно потянул. Серое облако сознания старика внезапно забурлило красками, будто я тащил нечто очень тяжёлое с самого дна воспоминаний, попутно поднимая всякий мусор, обломанные куски других ненужных мне воспоминаний, ведущих в никуда. Но я, наконец, вытащил необходимую записку, вернее, даже две записки — на первой был адрес хозяина дома, Артура-Пискли, а на второй, уже добытой самостоятельно, адрес старушки. Как оказалось, старик овдовел лет пять назад, но полгода назад решил, что это его последний шанс на счастливую старость, тем более что Ирина Борисовна, по её словам, разведена.
Я с облегчением вынырнул.
Теперь можно было уходить.
— Ух-х! — выдохнул дед. — Прямо прострелило как-то! Я вспомнил! Вспомнил!!! Сейчас, сынок, подожди, запишу на бумажке.
Похоже, если я загнусь на профессии следователя, то у меня останется неплохой вариант работать мозгоправом. Правда, придётся принимать не больше трёх-четырёх клиентов в день, иначе я сам спячу.
Я из вежливости подождал, пока дед нашёл бумажку и ручку в этом доме, после чего он неровным почерком записал для меня адреса и телефоны. Мы вместе вышли на улицу, дед запер за нами дверь.
— Ты, сынок, в следующий раз иди сразу к соседям, если захочешь улики свои в доме искать, — упрекнул меня он. — Не по-людски чужие окна бить, не по-людски.
— Я сейчас же поеду к владельцу дома и извинюсь перед ним, — заверил я его. — И даже за новое окно заплачу.
Это я, конечно, покривил душой. Денег на новое окно мне ещё долго не найти, но я надеюсь, что если я спасу Пискле жизнь, то окно он мне как-нибудь простит.
Эх, ну и наивный же я, сам диву даюсь!
Я попрощался с дедом, ещё раз поблагодарив его за ценнейшую для меня теперь записку, и быстро, как только мог, пошёл к ближайшей остановке. По пути я попытался набрать оба из номеров, но дело оказалось тухлым — номер Пискли больше не обслуживался, а Ирина Борисовна не отвечала.
Чёрт, к кому же направиться первому? Пискля или старушка? Старушка или Пискля? Должно быть, именно так чувствовал себя Шредингер, когда собирался вскрывать коробку со своим котом, пытаясь предугадать, жив тот или мёртв. Мне казалось, что стоит мне направиться к Пискле, как я автоматически этим убиваю Ирину Борисовну, но если сделать наоборот, то получится, что прошедшим утром тогда умер Артур-Пискля. Непростой выбор. Неплохим вариантом стало бы послать на один из адресов Рому или Семёна, но я не уверен, что первый сможет вырваться с работы, а второй вообще ответит на мой звонок. К тому же, я не знал, с чем или кем я борюсь, я вполне могу послать на верную смерть своих друзей таким поступком, так что лучше будет всё проверить именно самому, больше никого не вмешивая. Но, самое главное, что я теперь знаю, сколько членов состояло в клубе до сегодняшнего дня, и где искать оставшихся, а это уже куда больше того, что было у меня, когда я проснулся сегодня. И я знал, как они выглядят.
Автобусы здесь подозрительно долго не ходили, и мне потом подсказали, что следующий транспорт в город будет только через полтора часа. Любезно предложили подкинуть до города, я согласился, сел в машину, и мы поехали. Солнце обратно зашло за гигантскую тучу, трусливо спрятавшись, и стало значительно холоднее, я тут же поблагодарил мысленно себя и своего временного попутчика за то, что мне позволили сесть в чужую машину и доехать до города совершенно бесплатно, а я согласился, хотя нынче опасно вот так вот запросто соглашаться садиться к любезному с виду незнакомцу. Кто его знает, кем он может в итоге оказаться? Маньяком каким-нибудь, или, что куда хуже, риэлтором. Ещё заставит купить дом по соседству в этой дыре.
Меня высадили возле первой же попавшейся станции метро, я сел в поезд, воспользовавшись теми деньгами, которые мне выплатил за «услугу» Джон, хотя я и пытался отказаться. Хотя без них я бы сейчас шёл пешком и точно бы опоздал. Ровно через двадцать три минуты непрерывного поглядывания на часы я выскочил из метро и побежал к нужному дому, который находился совсем рядом, нужно было только через дорогу перейти и немного углубиться во дворы. Пробежал мимо очередной стройки, которую начали прошлой осенью, успели заложить фундамент и даже отстроить одну половину дома до четвёртого этажа. Дом оказался очередной хрущёвкой, даже без домофона на двери. Снега здесь почти не было, его из-за расположения зданий выдувало ветром. Я вбежал в вонючий подъезд и стал искать тринадцатую квартиру. Не счастливое число. Я в этом убедился, когда нашёл коричневую железную дверь чуть приоткрытой.
— Опоздал? — запыхавшись, выдохнул я.
Я вытащил из кобуры травматику и тихо просочился через узкий проём внутрь квартиры. Та оказалась совсем крохотной — короткий захламлённый коридор, гигантский зал, туалет и кухня, ещё неизвестно, что из них больше по площади. Старушки нигде не было видно, но это точно был её дом, повсюду висели её фотографии и фотографии членов клуба «Кассандра».