Третье. Собственно, за третьим-то я и пришёл сюда.
Я стоял возле могильной плиты моего младшего брата, вдыхал холодный кладбищенский воздух и наслаждался тишиной, которая окутывала всё в округе. Снега здесь было не так уж и много — плотно стоящие густые кроны высоченных сосен здорово защищали от него, удерживая его в воздухе, и в результате тот плотной шапкой теперь лежал высоко над головой, угрожая рухнуть в первую же оттепель. Но и под ногами его было предостаточно — там, где его не чистил ни местный дворник, ни кто-либо из посетителей, он лежал нетронутым высотой примерно мне по колено. Как, например, на могиле Сашки. Мне стоило больших трудов выкопать её на свет божий, я потратил на это целую уйму сил и времени, но остался вполне доволен результатом — плита оказалась очищена, и подойти к ней не составляло проблем.
— Ну, привет, — устало сказал я, скользя ладонью в перчатке по холодному и шершавому обледенелому камню. — Как ты здесь? Соседи не слишком шумные?
Если честно, то я понятия не имел, кто лежит по соседству. Единственной знакомой могилой помимо Сашкиной была могила Дмитрия, сына Наумова. Её нашла Анна и показала мне ещё в самом начале зимы, но с тех пор я ни разу не был на кладбище, и поэтому сейчас немного нервничал и стеснялся. Хотя, здесь только мёртвые лежат — что перед ними стесняться?
— Ладно, раз уж ты молчишь, тогда я буду говорить в два раза больше, — сдался я. — С тех пор, как тебя не стало, моя жизнь круто поменялась. Я зарабатываю себе новых врагов и практически теряю старых друзей, слишком уж натянутые отношения с ними становятся, я каждый раз словно хожу по лезвию ножа. Я влез в долги, хотя смог расплатиться, но, как мне кажется, это ненадолго. С работой у меня очень тухло, Семён чересчур сильно меня опекает, и мне это уже изрядно надоело, босс кидает меня в основном на мелкие дела, а коллеги ещё немного и начнут в открытую называть меня сумасшедшим. Порой мне начинает казаться, что всё, за что я берусь, обречено на провал. Вот, видишь, я даже левый глаз умудрился профукать, и, если бы не вовремя подоспевшие друзья, то я точно бы лежал здесь, рядом с тобой.
Я замолчал, обдумывая, с чего бы это я так разоткровенничался. Видно, сильно сказывался недостаток общения с действительно близкими людьми, недостаток банального человеческого внимания к моей скромной персоне — вот и прорвало.
Я прислонился спиной к соседней сосне и закрыл глаза, начав вслушиваться в звуки этого места. Гул далёкого города, шипение пролетающего в небе самолёта да редкие перекрикивания снегирей. При особом желании можно даже расслышать, как мёртвые перешёптываются друг с другом в своих могилах.
— Я скучаю по тебе, — пробормотал я, не открывая глаз. — Скучаю настолько сильно, что я даже вижу порой твой призрак, хотя тот и утверждает, что он — всего лишь плод моего воображения, но я ему не больно-то верю.
— Почему? — раздался Сашкин тоненький голосок поблизости от меня.
Я вздрогнул и открыл глаза.
Он стоял возле собственной могилы и задумчиво рассматривал свою фотографию на плите.
— Странный ты какой-то для призрака, — пояснил я. — Но на порождение моего подсознания не тянешь — планка находится гораздо выше того, чего ты можешь достигнуть.
— Да? — опешил он. — Тогда кто же я? Или, быть может, ты неверно ставишь вопрос? Не «кто же я», а «кто же ты»?
— Вот об этом я и говорю, — я ткнул в него пальцем. — Наш диалог больше похож на игру в шашки с самим собой — я делаю ход, а потом я же на него реагирую, но при этом прикидываюсь другим человеком. Пинг-понг собственными мозгами.
Сашка не ответил — то ли попытался осознать, что же это я имел в виду, когда сказал это, то ли ему просто было больше интересно собственное изображение. Я некоторое время понаблюдал за ним, а потом не вытерпел.
— Отец всегда любил тебя больше, чем меня, — проговорил я. — Ты знал?
— Нет, — Сашка покачал головой. — Это не так, с тобой он по времени возился куда больше, чем со мной.
— Да, — согласился я. — Но при этом с тобой он играл и развлекался, а я от него слышал одни лишь нотации и нравоучения. Хотя, я не скажу, что это было мне так уж неприятно. Видно, правду говорят те, кто утверждает, что в семьях с двумя детьми обычно младшие ходят в любимчиках, поскольку они были запланированы.
Саша совсем нахмурился и, прекратив разглядывать собственную фотографию на куске камня, подошёл ко мне вплотную и не по-детски рявкнул:
— Так ты поэтому на меня так реагируешь?!
— Не городи ерунды, — отмахнулся я и прошёл сквозь него.
— Эй! — он тут же отшатнулся, поэтому угодил в сугроб, оставив в нём глубокий след.
Я посмотрел на это и рассмеялся — нервы не выдержали. Я смеялся так долго, что в итоге начал банально задыхаться, к тому же, изрядно подмёрз, активно вдыхая холодный лесной воздух.
— У тебя истерика, — с твёрдым знанием дела заявил Саша, отряхиваясь от снега.
— Ума не приложу, зачем тебе это изображать? — спросил я у него. — Ты же не обладаешь физической оболочкой! Да тебя только я вижу — так зачем передо мной так кривляться, изображать, что ты, типа, здесь?
— Потому что тебя бы покоробило ещё сильнее, если бы я этого не делал, — попытался оправдаться он.
Я усмехнулся:
— Ну да, как же!
Я мысленно напрягся и, пару раз моргнув, убрал из своего воображения усилием воли след, оставленный моим братом, в сугробе. Конечно, тот пропал — сугроб стоял целый и невредимый, а сам мальчишка стряхивал со своей одежды непонятно что.
— Видишь? — спросил я у него. — Ты — не что иное, как обычная картинка в моём мозгу, паразит, поселившийся в сознании. Нет, даже не так, я уточняю: ты, скорее, сигнал, трансляция в мой мозг, попытка связаться со мной.
Теперь вздрогнул уже Саша. Он разом прекратил отряхиваться и встал по стойке смирно, а его каменное лицо стало воистину непробиваемым.
— Что ты сказал? — ошарашенно спросил он. — Трансляция? То есть, ты считаешь, что твой брат действительно пытается с тобой связаться с потустороннего мира?
— Не городи ерунды, — я поморщился. — Нет никакого «потустороннего мира», это всё — религиозные сказки, придуманные, чтобы запугивать народ. Но ты же прекрасно знаешь, что я имею в виду, ведь ты являешься, по твоим словам, частью моего подсознания!
— Не всё так просто, — Сашка завёл руки за спину.
Так он всегда делал, когда пытался мне объяснить очередную простую истину, которую он почерпнул из какой-нибудь новой манги. Я обычно и половины не понимал из того, что он говорил, и дело было вовсе не в сложности этих истин или идей, а в том, что Сашка в силу своего малого возраста совершенно не умел объяснять.
— Подсознание и сознание разделены гораздо сильнее, чем все считают, — сказал он. — Они практически не соприкасаются, живя обособленно друг от друга, но при этом одновременно. И контактируют друг с другом, обмениваясь информацией, лишь в некоторых, особых случаях. Например, сны…
Я делал вид, что слушаю его, но гораздо интересней было наблюдать за ним, за его реакцией на мои слова и за тем, чего ещё не последовало. Именно это подтверждало возникшее у меня несколько дней назад подозрение, впоследствии развившееся в целую теорию. И мне приходилось тщательно следить за тем, чтобы много не размышлять над этим, чтобы он ничего не заподозрил раньше времени — именно так и только так я мог выяснить всё, что мне было нужно, и тогда, когда бы я этого захотел. Например, через несколько секунд.