Она ещё раз оценила обстановку. На поляне, кроме Варриэна и Мавэй, были ещё шесть вооружённых вампиров. Один застыл прямо под деревом, на котором притаилась Ловец. Среди деревьев угадывались очертания ещё по крайней мере четверых. Сколько из отряда Мавэй прочёсывали лес, Ева не знала. Но одиннадцать противников на неё одну — это уже много. Она может послушать Гурия и уйти прямо сейчас. Несомненно, Ева не должна вмешиваться в конфликт вампиров. Сейчас лучше всего вернуться в Гротэр и сообщить Нетарии о случившемся. Забрать артефакт. Пускай решают свои проблемы сами. Вахчи. Высшие вампиры. Один из них держал её в яме, которою заставил выкопать. Он глумился над ней, ломал. Каждая ночь была наполнена болью и криками Евы. Каждый день она молилась, чтобы её спасли. А потом перестала. Ведь никто не пришёл. Бог, которому служила её семья, остался глух и слеп. И так тянулось её время. Четыре долгих года, наполненных агонией души и тела.
А после свершилось. За ней пришли. Тот, чей внешний вид должен был повергнуть в ужас. Огромное создание, похожее не то на медведя, не то на гигантского волка. Его облик был чернее ночи. Зубы больше, чем голова Евы, как кинжалы, по три ряда сверху и снизу. Зазубренный гребень, идущий шипами вдоль спины, заканчивающийся острыми шипами на длинном хвосте. И восемнадцать тёмно-синих глаз с жёлтыми вертикальными зрачками. Должно быть, Ад открыл свои недра и выпустил самый страшный кошмар, что таился в нем. Но нет. Это не Адское чудовище пришло. Это был Н'Гунн, спаситель сломанных кукол. И Ева потянулась к нему тогда. Потянулась и сейчас, закрывая глаза и вспоминая его образ. Прося сил, чтобы переступить через воспоминания о боли и унижении. Дать бой сейчас, раз уж не смогла тогда, раздавленная, проданная в рабство собственной матерью. И перевернуть страницу своей жизни для новых свершений. И новых воспоминаний.
Ловец прекрасно осознавала, что Н'Гунн не услышит её, не поможет. Но это и не нужно. Нужна лишь вера в то, что ты не один в темноте. Вера, пробуждающая силы и желание жить. Н'Гунн не поможет. Потому что его здесь нет, и он не бог. Но тут есть другой. Тот, кого называют богом заслуженно.
Ева сомневалась, что получит ответ, что Варриэн её слышит, но всё-таки направила к нему свою мысль: «Мне нужно немного твоей силы, как тогда, когда я выслеживала мысли вахра. Сможешь дать?» Вряд ли он мог, иначе не стоял бы на коленях посреди магического плетения. Да и не услышит он её.
Ева вздохнула и почувствовала прикосновение, лёгкое, едва ощутимое поглаживание воздуха. Ловец втянула ноздрями морозный воздух и окинула местность взглядом, заметив, что метель усиливается.
Она выхватила клинки из ножен и прыгнула вниз. Никто не услышал её, никто не обернулся. Девушка тихо приблизилась к ближайшему вампиру и одним движением перерезала ему горло. Запах крови обострил её чувства. Захотелось ещё. Кровопийца рухнул в снег, издавая булькающие звуки, чем привлёк внимание остальных. Все, кроме Варриэна, обернулись к ней и застыли. Мавэй уставилась на неё, широко открыв рот. Ева улыбалась. Она чувствовала, как тени крепнут, питаясь силой Гурия, и уже бушуют в её ауре. Ева видела, как письмена с лезвий клинков дополняются на её руках. Как клубится тёмно-синяя Бездна вокруг её силуэта. Она уже не была той Евой, что пришла в этот мир за серебряной булавой. Она стала частью чего-то большего, как и надвигающаяся метель, устилающая белым все вокруг.
— Убейте её! — Мавэй очнулась первой. — Убейте порождение Тьмы, вампиры!
Все, как один, ринулись к ней.
— Вы свободны, — прошептала Ева.
Тени с воем возникали перед нападающими, поглощая все на своём пути, даже крики агонии, что издавали вампиры. Те сопротивлялись, отбивались и стреляли. Но разве можно убить тень? Снег сыпал с неба белоснежной крупой, ухудшая видимость. Но Ева видела, как от неё отделилась большая тень, постепенно обретающая очертания. Как Мавэй хотела сбежать и не успела. Как голова с малиновым хвостом, оторванная от тела, взмыла в воздух, точно мяч, и не упала в снег, поглощённая тенями. Ничего не пропадёт. Они все съедят, сегодня у них пир. Ловец махала клинками как заведённая. И смеялась.
Она впервые испытала всю ту какофонию чувств, что и её любимые тени. Она любит их. Они любят её. И всегда будут её любить. А равно и защищать. Смесь жажды убийства, немыслимого голода, необузданного счастья при каждой отнятой жизни переполняла её. Она сильна, как никогда. И это чистое блаженство. Метель была густой, а в ней мелькали тени, хохоча и ликуя. Они больше не шептали. Они вопили. И это был самый прекрасный звук. Только он должен звучать, нарушать тишину, пока сама жизнь не смолкнет. Пока все вокруг не померкнет, и даже душа мира не перестанет видеть сны.