Но Леночкин муж возразил категорически:
— Это мне ни к чему, говорит. Да и для вашего ангелочка будет хлопотливо. Двух папаш всю молодость под наблюдением держать.
Возвращался домой как пьяный. С одной стороны радость, что целым ушел, с другой — отчаяние, что так влопался. Интересно сейчас будет, думаю, на Анастасию Петровну взглянуть!
На курорт к Лене я конечно не поехал. Супруг обо всем ее поставил в известность. Несколько отношений я ей, однако, написал. Просил, чтобы в свете нашей любви, не топила окончательно. Ответ получил уже из ее городской квартиры, вводе краткой записки с пунктами:
— 1. Вы подлец! 2. Даже прямо сволочь! 3. С любовью у нас кончено, больше не пишите. 4. С паршивого клопа хоть алименты в срок!
Ни даты, ни подписи. Очень некультурный выпад!
На суде попалась судьиха подлющая, без классового подхода.
— Вопрос, говорит, ясен. Если стороны признают, и по документам доказано, то ребенка спрашивать и брать у него кровь на исследование нечего. Присуждаю ответчику 30 процентов с зарплаты. Платить до совершеннолетия потерпевшему. Распишитесь!
Теперь плачу. Партсекретарь, между прочим, тоже наложил взыскание. Открепил от «Б» и прикрепил к закрытому типа «Г». Ни черта кроме кофе «Здоровье» и соленой воблы нету! Вот и живи, и изучай диамат!
В трамвае
Вы говорите, что в СССР карманное воровство повывели?! Неправда, не вывели, еще воруют! Был со мной такой случай. В воскресный день ехал я с племянником Володей, техником такелажником, загородным трамваем. Ехали из хутора Весеньего в центр города на футбольный матч. Вагончик попался старенький и набит, конечно, до отказа. Протолкались кое-как, одной рукой повисли на ремнях, осматриваемся.
— Век живу в городе, а этим маршрутом еду впервые, — говорю я. — Смотри какая благодать снаружи — зеленые холмы, — пятнастые коровы. Швейцария, слоном!
— Швейцария это точно, — соглашается Володя. — Только вы, дяденька, за карманами посматривайте получше, потому что богатый типаж вокруг нас. Вон, например, стоит «Серега», что в дрова мину заделал, я рассказывал, помните?
В это время вагончик наш делает крутой вираж и меня кидает в сторону. Какие то молодые люди услужливо меня за руки поддерживают.
— Осторожно, гражданин, — шутит один из них. — Так и в окно, до законной остановки, высадиться можно.
Пассажиры смеются:
— Очень свободно. — подтверждают. — Под липку!
Потом вагон ползет в гору, вот-вот совсем остановится.
— Этак мы к началу матча опоздаем, — озабоченно говорит Володя. — Глянь-ка, дядя, на свои, который?
— Батюшки! — испуганно вскрикиваю я. — Часов уже нет, начисто с руки срезаны! Остановите вагон!
— Кому там дурно, кто вякает?! — отзывается из дальнего угла кондукторша.
Мы продираемся с большим трудом к ее месту.
— Сейчас у моею родного дяди часы с руки сняли. На остановке свистните милиционера. Пускай задержит грабителя с поличным, — строю говорит Володя.
— А кто грабитель, ты знаешь?! — скептически замечает кондукторша. Это чернявая, цыганского типа, молодая женщина. — Часы твоего дяди теперь наверно уже три раза по вагону обежали и находятся, возможно, у какой-нибудь дамочки, спрятанные в нейтральном месте.
— Часы не дохлый таракан, а цокающий механизм, — возражает Володя. — И в нейтральном месте прослушать можно!
— Прослушаешь! Дамочка твоя небось как завизжит, в глазах у тебя почернеет! — говорит кондукторша. — Тоже доктор нашелся!
Вагон тем временем одолел холм и устремился вниз, как в пропасть.
Из пассажиров замечают:
— На подножке народ висит, как бы не пообсыпались случайно.
Кондукторша залазит на сидение, высовывается из окошка.
— Которые висят, все заходи в вагон, — приглашает она. Ее кожаная сумка находится теперь на уровне лица Володи. Тот прислушивается, потом хватает за сумку рукой.
— Стучит как в часовом магазине! — восклицает он. — В сумке твои часы, дядя. Это точно! — Кондукторша вырывает сумку, без разбега переходит в крик:
— Не смей казну лапать, разбойник! Граждане, будьте свидетелями: грабеж среди белого дня!
Пассажиры волнуются, советуют:
— Не тронь казну, брысь с руками!
Володя и сам видит, что переусердствовал.
— Вполне сознаю, граждане, что до казны зря торкаться нельзя, — отступает он. — Только до этой сумки, будь она проклята, меня невольно стихией качнуло!
Кондукторша, учтя выигрышное положение, не унимается:
— Как я буду теперь отчитываться, не знаю: половины выручки наверно уже нет!
— Чисто сработано! — подтверждает ее Серег а.