… — Удавка! На этот раз уж и меня… Пугает, а сами, мерзавцы, дрожат! Действовать! Там, за этой обитой, звукопоглощающей дверью, контора пишет. Делают вид, что ничего не заметили. Пришипились сволочи, ждут!
Юхов взялся за ручку внутреннего телефона.
Через минуту в кабинет решительным шагом вошел благовидный, молодой еще мужчина, инженер Барановский. Он без приглашения опустился в кресло напротив, закурил и довольно дерзко уставился на хозяина.
— Ты, Миша, наверно уже все знаешь? — отнесся к нему старик.
— Что примерно, Савелий Игнатьевич, знаю?! Опять что ли спеклись?
— Спеклись.
— Значит теперь мы на очереди, — решил инженер. — Собачий ящик обеспечен!
— Подожди с ящиком, — нахмурился Юхов. — Вот я тебя хочу главинжем выдвинуть, для этого вызвал. Что на это скажешь?
— Скажу спасибо!
— Нет, ты серьезно, пожалуйста.
— Скажу великое вам, Савелий Игнатьевич, мерси!
— Больше, Миша, выдвигать некого, сам знаешь. Ты же кандидат партии, молодой спец. Боишься?
— Боюсь, говорите? Конечно боюсь, кто сейчас не боится, но не в этом дело. — Барановский поискал главами пепельницу и не найдя ее, энергично сунул окурок и большую, похожую на упитанный шиш, чернильницу, — Сидеть ли под забором, или сидеть на заборе! На заборе, пожалуй, воздушней. Согласен, Савелий Игнатьевич, — задвигайте в главинжи!
— Блатной парень, но свой в доску, — не без симпатии думал Юхов, отпустив нового главинжа. — С ним скорей выплывешь и если уж посадят, то не по проклятой 58-ой, а за какие-нибудь пустяки, за кражу или грабеж.
Юхов снова взялся за телефон и вызвал Яков Яковлевича Танненберга, кандидата в главные бухгалтера.
Вскоре вошел в кабинет очень высокий, худой до костлявости, слегка плешивый господин, лет 45-ти, и остановился посреди комнаты, сверху, словно с горки, мягко улыбаясь хозяину.
— Прошу, присядьте, — поспешно предложил Юхов, тревожно оглядывая чуждого ему человека.
Человек выглядел подчеркнуто опрятно, но был в каком-то старомодном сюртучке, в белоснежной крахмальной рубашке со стоячим воротничком «Монблан» и черным галстуком бабочкой. В боковом карманчике виднелись отлично отточенные карандаши разных цветов и разных назначений.
— Я вызвал вас, товарищ Танненберг, — начал Юхов, — чтобы сообщить, что главный бухгалтер Федриченко сегодня ночью арестован.
— Тсс. — издал неопределенный звук Танненберг, продолжая старательно смотреть в глаза, и старательно улыбаться, ничем не выдавая своего отношения к событию.
— Чего он на меня так глядит! — стало вдруг не по себе Юхову. — Может я обгадился, — и он полез в карман за платком.
— Так вот, — с трудом находя прерванную нить разговора, продолжал старик. — Я хотел вас просить взять на себя руководство трестовской бухгалтерией. В Москву, конечно, сообщим на утверждение.
— Благодарен за отличие, — весь вздрогнул Яков Яковлевич, даже черная бабочка тревожно затрепыхалась у подножья Монблана. — Но может быть,. Савелий Игнатьевич, за малой моей опытностью, вы все же назначите кого-нибудь другого, достойнейшего?
— Некого! Сами понимаете! Но почему вы… уклоняетесь?…
Яков Яковлевич больше всего боялся уклоняться от чего-либо, будь-то досрочная подписка на заем, членство в Мопре или Осовиахиме или какая-другая, очередная пакость повседневности. Поэтому он, усилием ноли преодолев гадливость, убрал улыбку.
— Я, Савелий Игнатьевич, никогда ни от чего не уклоняюсь, — с ударением произнес он. — Извольте, я приму должность временно, до приискания вами более опытного работника.
Юхов произвел еще несколько назначений, велел секретке составить список с характеристиками и лично повез в обком. Там он узнал, что в трест уже направлен новый парторг, некий Федор Сычев, молодой, из недавних комсомольцев.
IIНовых арестов среди сотрудников треста Электросила пока больше не было.
Главинж Барановский, вопреки опасению многих, оказался правильным человеком, ко времени. От его ловко сколоченной, плотной фигуры веяло, словно от удачливого игрока или шулера, весенней бодростью. Поникшие было совсем головы инженерной братии несколько приподнялись. У них возникли даже суетные надежды вопреки всему выжить.
Барановский съездил в Москву, понравился кому следует и сумел подхватить весьма выгодное задание. Выгодное не столько тресту, сколько лично ему и его помощникам. Главбух Танненберг, узнав об этих делах, глубоко вздохнул и, при случае, намекнул Юхову на чрезмерную жажду славы и денег у Барановского, и на проистекающие отсюда опасности.