— Отведите его домой!
— Дешево отделались, папа Яша, — насмешливо проговорил главинж. — Давайте поскорей удирать!
— Ни в коем случае! Я так дела не оставлю, — возразил, еще весь кипевший, главбух. — Я найду на мерзавца управу!
И Яков Яковлевич тут же присел на деревянный диванчик и вытащил из кармана блокнот и карандаш.
— Москва, Кремль. Наркомвнутделу Ежову. Молния, — быстро строчил он. — Глубоко возмущен поведением милиции точка радостный праздник трудящихся запятая зайдя в вокзал вполне трезвым запятая выпить кружку пива запятая был изруган вытолкан из зала точка…
— Не забудьте подписаться и поздравить наркома с праздниками, — напомнил Барановский.
… — прошу личного вмешательства точка сердечно поздравляю с первым маем точка главбух треста Электросила Танненберг.
— Здорово! — одобрил Барановский, прочитав текст телеграммы. — Теперь, папа Яша, сложите бумажку и проглотите. Поедем домой отдыхать.
Яков Яковлевич вырвал листок из рук главинжа и устремился к двери напротив с надписью «Телеграф».
— Вы с ума сошли! — вопил ему вслед Барановский. — Подождите, обсудим!
Но Яков Яковлевич уже исчез за освещенной дверью.
— Хорохорится, старый баран, не пошлет, — решил Барановский и побрел к выходу.
VВернуться домой после всего пережитого было не так просто. Яков Яковлевич долго царапался в окно своей спальни, пока его услышал сын Вася, спавший в одной с ним комнате. Вася открыл окно и блудный отец проник в дом.
— У нас все благополучно? — приглушенным голосом спросил Яков Яковлевич.
Вася, очень серьезный юноша, первый шахматист города, внимательно осмотрел отца, прежде чем сделать свой ход.
— У нас все в порядке. Мама очень беспокоилась, — наконец пошел он с королевы.
— Я устал, — не смотря в глаза сыну, томно проговорил отец. — Ложись, голубчик, завтра поговорим.
Пробуждение нашего героя состоялось на следующий день в полдень. Яков Яковлевич открыл глаза и еще с минуту нежился в постели. Потом вдруг что-то вспомнил, вскочил и стал лихорадочно обыскивать свой пиджачок. Из кармана на пол вывалилась скомканная квитанция. С этого момента для Якова Яковлевича началось время горького похмелья.
После праздников в городе продолжалась акция по выкорчевыванию излишних граждан. В тресте Электросила циркулировали зловещие слухи. Как-то утром Савелий Игнатьевич, ходивший теперь с опухшей, светящейся в темноте, физиономией, вызвал к себе Барановского и, заперев покрепче дверь, зашептал:
— Як тебе, Миша, как к своему сыну, отношусь, доверяю…
— Мерси, — холодно сказал Барановский. — И вы для меня словно папаша.
— Так слушай, Миша. Меня знакомый чекист секретно предупредил, что берутся теперь за нас. У меня есть план, как нам спастись.
— Поздно, папаша!
— Ничуть. Ты меня слушай, — Юхов подсел поближе и зашептал еще потише: — Надо уголовный проступок совершить, поджог например. По гражданской дадут пустяки. Отсидим, а пока обстановка изменится.
— Поздно!
— Почему поздно?! Сегодня же что-либо подпалим! Давай твой домишко, а? Якобы, для получения страховой премии.
Барановский энергичным жестом скрутил дулю и сунул ее в нос начальнику.
— Выкуси-ка, папаша! — грубо отрезал он.
Главбух Танненберг тем временем страдал вдвойне: с одной стороны, он чувствовал, что его накрывает шквал в общем, так сказать, плановом порядке; с другой — его очень тревожили личные связи с наркомом.
И вот однажды зазвонил телефон.
— Гражданин Танненберг? — поинтересовался приятный баритон. — Я говорю по поручению товарища Маркуса из НКВД.
Яков Яковлевич превратился в соляной столб.
— Товарищ Маркус хочет с вами поговорить, — доносилось по проводу. — Если не возражаете, я сейчас за вами заеду.
Яков Яковлевич не возражал, и через полчаса сидел в кабинете начальника отдела, товарища Маркуса. Через стол к главбуху доносился шум каких-то слов, но уловить смысл их ему долго не удавалось. Не ладилось у него и с глазами: один глаз вполне прилично настроился на фокус, другой же — совсем расстроился, подавал кабинетный ландшафт в глубоком тумане, иногда даже вверх ногами.
— Вы писали наркому товарищу Ежову? — спрашивал пожилой, лысый субъект. — Не отпирайтесь. Нарком прочел души доверчивой признанье. По его поручению мы произвели расследование, и оскорбивший вас милиционер снят с должности. Вы удовлетворены?
Яков Яковлевич, к которому частично вернулось сознание, закивал головой.