Эзоп смущенно глядел в сторону. Он сознавал, что ему, дворовому и блохастому, да и к тому же еще не больному, совсем не место в докторском кабинете.
— С кем ты, папа, разговариваешь? — спросила Зоя, заглядывая в дверь. — Боже мой, Эзопка! Ты что здесь делаешь?
— Обсуждаем с ним международные проблемы, — отвечал Леонид Петрович. — И выходит, дела не важны. Наш домик, Зоинька, случайный, временный островок. Кругом чаща, там и скачут и свистят, и стихи сочиняют. — Леонид Петрович задумался, потом: — Мне сегодня в университете сказали, что профессор Сергеенко, якобы, сознался во вредительстве, — тихо проговорил он.
— Какой ужас! — вдруг опала лицом Зоя. Она присела на ручку кресла и обняла отца. — Папа, мне стыдно, что я в комсомоле. Это была подлость, выйти же сейчас — погубить все!
— Не мучайся, Зоинька, — серьезно сказал Леонид Петрович. — От человека, попавшего в плен к гориллам, нельзя требовать, чтобы он неустанно дергал их за хвост. Хотя бы это и предписывал а ему строгая этика. Ты поступила в комсомол, я хожу лечить мохнатое превосходство. Вое мы так или иначе запачкались, теперь важно только сохранить свою душу. Конечно, гадко, но вся история затянулась слишком долго.
Зоя наклонилась и поцеловала отца в блестящую лысину.
— Папочка, ты умница, — повеселевшим тоном проговорила она. — Тебя и студенты очень уважают и… боятся. Курсистки же говорят, что ты похож на Пастера, только тебе надо бачки отпустить.
IVК профессору Зайцеву приехала его старшая, от первого брака дочь, Елена Леонидовна. Крупная, добродетельного вида дама, носящая закрытые кофточки и золотой медальон на пышной груди. Сама докторша и жена врача партийца, занимающего должность заведывающего райздравотдела.
По случаю ее приезда у Зайцевых был сервирован семейный чай на веранде. Леонид Петрович задержался на приеме и пришел, когда сестры успели уже основательно поссориться и сидели за столом надувшись, друг против друга. Профессор взглянул на раскрасневшуюся Зою и подумал, что она у него большая забияка, потом перевел взгляд на Елену Леонидовну и удивился, что и эта особа как будто тоже его дочь. Не показывая вида, что он заметил что-то неладное, веселым тоном попросил у Анны Ивановны (родственницы, ведущей хозяйство):
— Налейте-ка и мне чайку покрепче, — ив ожидании чая, потирая руки, пошутил:
— Итак, гражданочки, за столом сидело два с половиной врача!
Елена Леонидовна поспешила с отцом не согласиться:
— Не два с половиной, а всего два с четвертушкой, — презрительно проговорила она.
Зоя вспыхнула и, слегка шепелявя от волнения, бросилась в атаку:
— Если я, если я четвертушка, — запальчиво сказала она, — то ты всего лишь три четвертушки, а папа, как профессор, полтора врача и выходит опять же два с половиной!
— Зоинька. что за математическая медицина! — позвал Леонид Петрович.
<…> что-ж она на самом деле! — со слезами в <…> проговорила Зоя.
Леонид Петрович постарался перевести разговор на другую тему:
<…>, что у вас в районе слышно? <…>, что в районе все исключительно хорошо <…>:
<…> Владимир завоевал в короткое время большую популярность (среди кого? — подумал профессор), <…> снять несколько врачей, совершенно <…> к новым условиям.
<…> нас без Владимира профессора Сергеенко <…> — не удержался сообщить Зайцев. — И самое <…>, что бедный старик вынужден был взять <…>, что он чуть ли не шпион.
<…> знаете, Леонид Петрович, — поджав губы и <…> преданностью к власти, проговорила Елена <…> — Не может быть, чтобы он был вполне <…> я не допускаю. Слишком серьезно обвинение, чтобы могла быть допущена судебная ошибка!
<…>, да конечно, — согласился профессор. — Судебной ошибки нет, посколько нет и суда.
Разговор принял опасное направление. Зоя задвигалась на стуле, намереваясь снова вступить в бой на <…>. Но тут одно внешнее обстоятельство отвлекло внимание присутствующих. На улице, у забора раздался шум и смех, и на старой акации показались <…> Феди и Жоры. Молодые люди сначала <…> на дереве, потом обратили свое внимание на веранду.