Профессор Сергеев обиделся; писать Фокину-младшему интереса не было. Пол года прошло как в потемках. Вое происшествие стало постепенно забываться, как вдруг пришла телеграмма из Бремена: — «Формальности закончены, выезжаем вчетвером, генералом Мюром. Просим встретить. Фокины».
И пошли по стоячей воде большие и малые круги. Надо было приготовить для новых жильцов комнаты, запастись лишними деньгами и продуктами, следить за ходом корабля в море, встретить на пристани и прочее. Практическая часть, как всегда, легла на Лику, единственную профессорскую дочь и «золотце», смолоду заменившую в доме рано умершую мать. Профессор же взял на себя научную разработку вопроса.
— Будь с ними осторожна и снисходительна, — поучал он. — Помни, мое золотце, что к нам едут люди «оттуда». За время большевизма они одичали не только в моральном смысле, но вероятно и в своем поведении. Это примитивы!
— Но Фокин ведь врач, — осторожно сказала Лика.
— Врач! — скептически чмыхал профессор. — Это ничего не означает. Там не старые врачи, а советские лекспецы, то есть малокультурные, узко обученные люди. Старая русская интеллигенция, явление мировое, небывалое, давно вымерла, народилась… и пошел и пошел, лишь с трудом сумела Лика вставить:
— Почему Фокиных едет четыре персоны, документы ведь нами высланы только на трех?!
— Действительно интересно, почему четыре?! — прервал свои рассуждения профессор. — Не совсем понятно!… Гм… может быть они везут с собой Жучку или любимого петуха, так сказать, единственный сувенир с советской родины?
— Если четвертая персона дог, то его можно будет временно поместить под верандой, — деловито заметила на это Лика.
IIВ океанском просторе попал генерал Мюр в полосу весенних бурь. Корабль сначала замедлил ход, потом стал кружить, нырять на месте. Пассажиры жестоко страдали, выли истошно, требовали немедленной высадки. Лике, дважды выезжавшей напрасно на пристань, стало тошно и на берегу.
— Ну и папка, всегда влипнет, — неодобрительно думала она об отце.
Снова выехала, только получив из Нью-Йорка сообщение, что «генерал» входит в гавань.
Перед самым отъездом профессор успел высказать несколько полезных суждений:
— Эти люди, вырвавшись за границу, несомненно впали в нервный шок, — говорил он, бегая вокруг машины. — По гениальному выражению Достоевского, они уязвлены. Уязвлены западной культурой, свободой, богатством, красивой одеждой, едой. В убогом рубище, с любимым петухом под мышкой, несчастные жмутся к стене…
— О кей, о кей, папочка… Отступи-ка немного!
Лика в сердцах безжалостно вздыбила свой новый Бюик и рывком вынеслась на улицу. Через полтора часа она была уже на пристани. Вдали, в обширном загоне виднелся кучами наваленный скарб — ящики из наструганных досок, распухшие баулы; тиграстые перины, чайники, детские горшки, и вокруг всех этих ужасов, вяло копошилось обиркованное человеческое стадо. У Лики тоскливо засосало в груди и возникло желание сбежать. Но отступать было уже поздно: к ней подскочил длинный, изможденный господин, судя по повязке на руке, благодетель от мировых церквей. Сей господин, не смотря на Лику, обращаясь к какому-то множеству на стороне, побежал на месте.
— Господа, господа! — с укоризной зачастил он. — Что вы с ними делаете? Опаздываете, а люди ждут, волнуются. Мы не знаем, кого куда списывать. Нельзя так, господа…
Лика осторожно оглянулась и определила, что «господа» это она в единственном числе, и это открытие придало ей смелости.
— Позвольте! — сказала она хмурясь. — Пароход опоздал на три дня, я уже выезжала.
Распорядитель обратил свой взгляд на молодую женщину и подобрел.
— Есть, есть в партии такие, помню, — проговорил он уже мягче, узнав, что она приехала за Фокиными. — Но уверены ли вы, что эти… (он, по видимому, затруднился в определении)… эти люди выписаны вами?!. Впрочем обождите, я сейчас позову старшего, познакомлю.
И не дожидаясь ее ответа и согласия, господин побежал зигзагами, как бы следуя по извилистой тропинке, вглубь загона.
У Лики опять что-то оборвалось внутри и, в предчувствии беды, она стала медленно прохаживаться в промежутке от толстого полицейского, охранявшего выход в свободный мир — с одной стороны, и до белокурого мальчика, сидящего на ограде — с другой. Оба, полицейский и мальчик, скучали и были не прочь заговорить с ней (Лика это чувствовала) и потому она, не доходя несколько шагов до заставы, хмурилась, поворачивала и шла в противоположную сторону. Мальчику эта игра наконец надоела, он соскочил с ограды и пошел Лике навстречу.