— Еще отдыхают! — снизу доносил я.
Стуки над моей головой усилились и участились,
— Свет! — вдруг вскрикнул я. — На перископ надвигается что-то темное, неясное!
— Прекрасно. Всем держать дверь, кидаться под ноги, — отдавал последние распоряжения главбух. — Ну, с нами Бог!
— Кто там?! — раздался изнутри недовольный бас. — Какого лешего!?
— Откройте, гражданин, вам спешная! — невозмутимо и очень похоже отвечал главбух… Ключ повернулся, замок щелкнул, дверь приоткрылась, высунулась большая, волосатая рука:
— Давайте!
Сильное сердцебиение и усилившийся тик лица помешали мне беспристрастно наблюдать дальнейший ход событий. Уже позднее я лишь примерно восстановил в памяти происшедшее: главбух крепко уцепился за высунувшуюся руку, я с Иваном Григорьевичем широко распахнули дверь и что есть силы нажали сзади, кто-то крикнул ура, и мы всей группой въехали в номер. Перед нами на задних лапах стояло всклокоченное инженерище, страшно сверкало глазами и рыкало:
— Кто такие, кого нужно?
— Мы конечно извиняемся, — очень удачно нашел главбух формулу вступления. Дальше он кратко изложил причину и цель нашего ночного визита.
— Мы боялись, что завтра вы снова куда-либо уедете, — с достоинством закончил Николай Николаевич свою речь.
Машкин решил поддержать своего главбуха:
— Сам Ильич, по прямому… — начал было он, но тут же смущенно замолк.
— Вы значит из того самого заведения, как его — «В паре сила» и этот лысый — Папашкин, ваш управляющий, — опознал нас, наконец Суходол и сразу осел. Будучи человеком далеко не робким, он все же был, по- видимому, вначале несколько огорошен внезапным вторжением.
— Нельзя же так, это хулиганство, — уже мягко, почесывая волосатую грудь, сказал он.
— Боб, кто эти идиоты? Что им нужно?! — произнес вдруг женский голос.
— Спи пожалуйста, я их сейчас выпровожу, — довольно нелюбезно сказал Суходол.
— Но мне холодно, подай какой-нибудь плед, — капризно произнесла женщина.
— Плед?! Где к черту я его возьму! Вот подумайте, — обратился Суходол к нам. — Берут прохвосты по сорок рублей за номер, не топят (не начался, мол, сезон!) и не дают одеял! Позвольте…
Суходол наклонился, сдернул с пола ковер с изображением полосатого тигра и слегка отряхнув пыль, понес в альков.
— Вот, Леночка, плед. Я тебя сейчас укрою.
Николай Николаевич, насторожившийся при первых словах женщины, наклонился ко мне.
— Это Лена, моя супружница! — очень довольный, прошептал он.
— Вот как?! Но чему тут радоваться? — невольно вырвалось у меня.
— Как чему? А музыкант то?! Она ему сегодня утром сказала, что уезжает навестить свою мать. Маму!!!
— А вы пожалуй правы, что сегодня так меня настигли, — возвратясь, добродушно сказал нам Суходол. — Завтра я уезжаю в Сочи по заданию Семена Михайловича.
— Семена Михайловича, оо! — содрогнулись мы.
— А оттуда по вызову Анастаса Ивановича прямо в Москву.
— Самого Анастаса Ивановича, уу!!
— Но вы, товарищ Суходол, не оставьте и нас своим попечением, — смиренно попросил Иван Григорьевич.
— Придется, — милостиво согласился инженер и тотчас начал на листке таинственные калькуляции.
— Дело обойдется вам в две тысячи пятьсот рублей, — сказал он, энергично обводя итог.
— Однакож в прошлый раз это было только две тысячи? — удивился главбух.
— Я недоучел срочности заказа, доставка на самолете из Ленинграда, ночного вашего нападения и прочего. Впрочем, если вам дорого…
— Согласен, согласен, — замахал на главбуха руками Машкин. — Умоляю, товарищ, обеспечьте в срок.
— Постараюсь, — скромно отвечал могущественный делец.
VСуходол не надул. Через неделю мастер Кузьма Овечкин доложил, что станок им пущен и работает с полной нагрузкой. От «озеленения заводской площадки» пришлось полностью отказаться: всю зелень на пять лет вперед слопал проклятый станок. Жизнь в конторе «Паросила» постепенно пришла в норму. Главный инженер Дрянников уехал в командировку, управляющий Машкин вполне оправился и только иногда нервно вздрагивает, когда кто-либо оплошно употребляет в разговоре созвучные пережитому кошмару слова, вроде: ананас, атлас, ватерпас и т. п. Но врачи заверяют, что и это у него пройдет. Целительное время!
Однажды в конторе снова была ночь и снова Николай Николаевич по особенному, так сказать заключительно, щелкнул на счетах и произнес:
— На сегодня довольно!
— Да, пора кончать, — согласился я, сложил бумаги и вытащил коробку с шашками.
— А теперь предадимся пороку! — предложил я.