— Но-но, не шумите! — Брунов покосился на дверь, торопливо подошел к окну и плотно прикрыл его.
— Ты мне не нонокай! — вскинулся Антип Никанорович пуще прежнего. — Не запрягал! Сына мово, значит, до ворогов Советской власти зачислили! Да я за энту власть в гражданскую по всем фронтам прошел! Да за энту власть два сына, браты его родные, головы поклали! А теперь последнего забираете? Контра-а! — уже не помня себя, взвился он. — До Москвы дойду!..
— Молчать! — в тон Антипу Никаноровичу крикнул Брунов, грохнув кулаками по столу, но тут же понизил голос: — Старый вы человек, а такое несете! Да понимаете, что за одну десятую того, что вы сказали… — И, не договорив, указал на дверь: — Уходите. Немедленно уходите, пока я не передумал!
Антип Никанорович вскочил со стула, кинулся к выходу, но там оказалась стенка. Сплюнул в сердцах, метнулся в другую сторону и, проворчав уже в дверях: «Ишо сустренемся!» — вылетел в коридор.
13
Пока дед Антип разговаривал с начальником, Артемка сидел на белой, еще пахнущей деревом лавочке у забора и разглядывал развалины каменного дома по другую сторону улицы. Под грудами кирпича и обломками стен ему мерещился ворох всевозможных ценных вещей. Дом, видать, был в несколько этажей, с подвалами, чуланами, тайниками, и, конечно, всякого добра там похоронено видимо-невидимо. Удивляло одно: почему в этих развалинах никто не копается? Метелицкие хлопцы давно бы излазили вдоль и поперек, каждый бы гвоздь, каждую уцелевшую доску прибрали к рукам — в хозяйстве все пригодится. Правильно говорил дед Антип — бесхозяйственные эти городские.
Артемка вздохнул и с досадой отвернулся от «богатых» развалин. Хотелось нырнуть в темные узкие провалы, покопаться в грудах битого кирпича, но было боязно — это тебе не дома в родной деревне, а в чужом, незнакомом городе.
В Артемкином представлении Гомель был другим: более загадочным и красивым, более шумным и людным, с машинами на улицах, с широкими стеклянными витринами магазинов… Дед Антип говорил, что города нет, спалили его, разрушили. Но Артемке не верилось: как это можно спалить каменный город? Это же не Метелица, где стоит пустить «красного петуха» — и деревня сгорит. Оказывается, можно спалить и целый город. И хотя город походил на бугристый без конца и края пустырь, Артемке в нем было тесно. Дома — каменные, заборы — каменные, дороги на улицах застланы камнем, стежки вдоль заборов и те уложены квадратными кирпичиками. Ступить негде, того и гляди, поранишь ноги. То ли дело в Метелице — приволье! А что развалины тут «богатые», так это еще бабка надвое сказала. Неужто городские хлопцы такие дураки, что не излазили их, не выщупали как следует?
Артемка еще раз покосился на развалины и, зная, что не осмелится туда полезть, решил про себя: «Камней куча… и ломаного гвоздя не отшукаешь».
На крыльце показался дед Антип, злой как черт. Это Артемка определил с первого взгляда.
— Пошли, — буркнул дед Антип и зашагал по улице, широко размахивая своими длинными руками.
Артемка прихватил узелок с едой и посеменил за дедом. Спрашивать, отчего он сегодня такой сердитый, не решился.
До обеда плутали по городу. Дед заходил в какие-то дома, чего-то там говорил, и они опять шагали по запыленным каменным улицам. Потом он надолго исчез в дверях большого зеленого дома на улице Советской, и Артемка терпеливо его ждал, читая афиши на заборах, вывески, читая все, что только попадалось на глаза. Много нового, неизвестного доныне, открылось Артемке. Например, он узнал, что дома в Гомеле были под номерами, а улицы имели названия. Чудно! В Метелице единственная улица никак не называлась, зато о каждом доме можно было сказать: хата деда Евдокима, хата Лазаря, хата председателя…
«Чего это они для одной метелицкой улицы названия не придумают?» — рассуждал Артемка, стараясь не думать о завязанной в узелок еде. Проголодался он изрядно.
Только после полудня вышел дед Антип из зеленого дома, все такой же злой и хмурый. Они зашли в полуобгорелый скверик, расположились на небольшой лужайке и принялись уминать холодные драники с малосольными огурцами.
Перекусив, дед Антип сказал:
— Ишо в одно место сходим. Уморился небось?
— Да не-е, — протянул Артемка. Жаловаться на усталость он не мог, потому как сам напросился ехать в Гомель.
Дед оглядел его, видать, оценил Артемкино терпение и удовлетворенно хмыкнул. Артемка приободрился и осмелился спросить:
— А чего ты все ходишь да ходишь по домам?
Этот вопрос озадачил деда. Он долго молчал, шумно сопя носом, потом ответил задумчиво: